– Я люблю его, отец, и он любит меня. Мне жаль, что мы навлекли позор на наш дом, но брак все смоет, что бы ни болтали на рынках. Ты ведь сам сказал, что я могу выбрать, кого хочу, помнишь?
– Ты беременна?
– Насколько я знаю, нет. На свадьбе живота заметно не будет, так что любителям почесать языки придется промолчать.
Цинна кивнул. Он будто постарел за несколько минут и сник.
Корнелия встала и положила руку ему на плечо:
– Ты об этом не пожалеешь.
Цинна недоверчиво хмыкнул:
– Я хотя бы знаю этого осквернителя невинности?
Корнелия с облегчением улыбнулась:
– Наверняка. Это племянник Мария. Гай Юлий Цезарь.
Ее отец пожал плечами:
– Вроде бы что-то слышал.
Сидя в тени палатки и потягивая охлажденное вино, Корнелий Сулла смотрел на свой лагерь. От любимого Рима его отделяла одна, последняя ночь. Он поежился – то ли от налетевшего ветерка, то ли от нервного возбуждения в ожидании схватки. Все ли ему известно о планах Мария, или старый лис вознамерился застигнуть его врасплох в последний момент? Полученные письма, разумеется, ничего не значили, поскольку были пустой формальностью.
Подъехавший верхом Падак ловко остановил коня, который застыл на месте, присев на повороте на задние ноги. Сулла улыбнулся, отметив про себя и юность, и красоту парня.
– Лагерь в безопасности, – доложил Падак, спешившись. Начищенные доспехи блестели, кожаные вставки выглядели мягкими и потемнели от втертого в них масла.
Юный Геркулес, подумал Сулла, отвечая кивком. И беззаветно предан, как любимая гончая.
– Завтра вечером войдем в город. Сегодня в последний раз спим на земле, как варвары.
Это было лишь образное выражение, на самом деле Сулла спал на мягкой постели с тонким бельем. Душой Сулла всегда был со своими солдатами, но суровая, полная лишений жизнь легионера никогда его не привлекала.
– Поделишься планами, Корнелий? Всем интересно, как ты поступишь с Марием.
Одолеваемый юношеским нетерпением, Падак задавал слишком много вопросов, и Сулла остановил его, подняв ладонь.
– Завтра, друг мой. Приготовления начнутся завтра, а это уже скоро. Я сегодня лягу пораньше, разве что выпью немного вина.
– Тебе понадобится… что-нибудь? – понизив голос, спросил Падак.
– Нет. Впрочем, подожди. Пришли пару шлюх, да выбери покрасивее. Кто знает, может, я еще открою для себя что-то новенькое.
Падак резко, словно от удара, уронил голову, вернулся к своему коню и поспешно ускакал.
Сулла проводил его взглядом, вздохнул и выплеснул остаток вина из кубка на черную землю. Мальчишка уже третий раз донимает его намеками и перешел грань, отделяющую настойчивость от назойливости. У такого юнца от обожания до ненависти один шаг. Пора отправить его в другой легион, пока не возникла необходимость в более решительных мерах. Сулла еще раз вздохнул и вошел в палатку, закрыв за собой вход кожаной шторой.
Рабы уже зажгли лампы и застелили пол коврами и тканями. В маленькой чаше горело ароматическое масло, одна из тех редких смесей, которые ему нравились. Сулла глубоко вдохнул и краем глаза уловил направленное в его сторону движение справа. Уклоняясь от удара, он упал на спину и почувствовал, как что-то рассекло воздух над ним. В следующее мгновение Сулла сшиб нападающего на пол сильным ударом обеих ног и, пока тот беспомощно барахтался, выкрутил руку с ножом, навалился убийце на грудь и улыбнулся, увидев, как ярость и страх на лице незнакомца сменились сначала удивлением, а затем отчаянием.
Неженкой Сулла не был. Да, жестокие римские поединки, после которых доблесть доказывали ранами и шрамами, не вызывали у него восторга, но он ежедневно упражнялся с мечом и принимал участие в каждом сражении. Благодаря железным запястьям ему удалось повернуть нож так, чтобы острие уперлось в горло противнику.
– Сколько тебе заплатил Марий? – насмешливо спросил Сулла.
– Нисколько. Убить тебя – для меня удовольствие.
– Так ты любитель. Ни слова сказать, ни дела сделать. – Сулла надавил на нож. – Стража! Ко мне! – рявкнул он.
Через несколько мгновений несостоявшегося убийцу прижали к полу, и Сулла смог подняться.
Начальник стражи вбежал вместе с остальными. Бледный как полотно, он вытянулся перед Суллой.
– Похоже, убийца пробрался через лагерь в палатку римского консула, и его никто не остановил, – тихо сказал Сулла, опуская руки в чашу с ароматной водой на дубовом столике и протягивая их рабу, стоявшему наготове с полотенцем.
Начальник стражи перевел дух и попытался успокоиться.
– Мы вытащим из него имена хозяев. Я сам займусь допросом. И утром оставлю пост… с твоего позволения?
– Мне не нравится, когда на меня нападают в собственной палатке, – словно не слыша, продолжал Сулла. – Потревожить мой отдых таким вот примитивным, неряшливым образом – это недостойно.
Он наклонился и поднял кинжал, не обращая внимания на отчаянные телодвижения убийцы, уже связанного по рукам легионерами.
– Ты оставил меня без защиты. Возьми. – Консул протянул кинжал заметно нервничающему начальнику стражи. – Иди в палатку и перережь себе горло. Я прикажу забрать твое тело… скажем, через два часа.