Я бросился к Пуаро со скоростью почтового экспресса, но он очень решительно отверг необходимость врачебного визита. Все это было не похоже на него. Я всегда считал, что он чересчур носится со своим здоровьем, боится сквозняков, кутает шею шелковыми или шерстяными кашне, ужасается, если промочит ноги, измеряет температуру и немедленно ложится в постель при малейшем подозрении на простуду — «иначе у меня разовьется водянка в груди». А главное, при малейшем недомогании он всегда советовался с врачами. Теперь же, когда он был действительно болен, его отношение к своему здоровью кардинально изменилось. И наверное именно по причине болезни. Те прежние недомогания были пустяковыми, но теперь, когда он был очень нездоров, Пуаро, возможно, опасался признать серьезность своей болезни и проявлял такое легкомыслие к визиту врача, потому что страшился узнать правду.
Я запротестовал, но он отверг мои возражения хоть и с грустью в голосе, но очень решительно.
— Ах, но я же консультировался с врачами! И не с одним, а несколькими. Я был у Бланка, и у Дэша (имена известных специалистов), и как же они поступили? Они послали меня в Египет, где мне сразу же стало гораздо хуже. Я был также у Р.
Я знал, что Р. — кардиолог.
— И что он вам сказал? — перебил я его.
Пуаро уклончиво взглянул в сторону — и сердце у меня сжалось.
— Он сделал все возможное. Я получаю необходимое лечение, у меня под рукой нужные лекарства, но, увы, он не всесилен… Поэтому, Гастингс, поймите, звать врачей ни к чему. Медицина, mon ami, уже не поможет. К сожалению, нельзя вставить новый мотор и продолжать жить как прежде.
— Но, послушайте, Пуаро, все не так просто. Кертис…
— А что Кертис? — отрывисто переспросил Пуаро.
— Он приходил ко мне, он беспокоится. У вас был приступ.
Пуаро смягчился.
— Да, да. Иногда они бывают, эти приступы, и, ох, как нелегко все это наблюдать. У самого Кертиса, полагаю, приступов никогда не бывает.
— Так вы решительно не хотите вызвать врача?
— Это ни к чему, друг мой.
Он говорил очень мягко, но категорично. И снова сердце у меня защемило. Пуаро улыбнулся.
— Это дело, Гастингс, станет моим последним. Оно будет самым интересным из всех, так как преступник тоже самый интересный и незаурядный из всех, что мне встречались. В случае с «Икс» мы имеем дело с превосходной, великолепной, вызывающей невольное восхищение технологией преступления. Пока, mon cher, этот «Икс» действует так искусно, что я, Эркюль Пуаро, ничего с ним не могу поделать! Он наступает, а я пока не могу отразить нападение.
— Но если бы вы были здоровы… — начал я увещевающее.
Однако этого, очевидно, говорить не следовало, так как Эркюль Пуаро сразу вспылил:
— Ах, неужели я вам не говорил тридцать раз, что для расследования не требуется физических сил? Необходимо лишь одно — думать.
— Ну… да, конечно, с этим у вас все в порядке.
— В порядке? Да я по-прежнему мыслю превосходно. Ноги у меня парализованы, сердце выкидывает разные коленца, но мозг, Гастингс, на мой мозг сбой прочих органов не оказывает никакого влияния. Мозг работает превосходно, первоклассно.
— Это, конечно, здорово, — сказал я, стараясь успокоить его.
Однако, спускаясь потом по лестнице, я подумал, что мозг Пуаро уже не так силен в анализе ситуации и функционирует менее остро, чем раньше. Взять хотя бы то, что миссис Латтрелл едва не погибла, а вот теперь убили миссис Франклин. И что же мы предприняли для предотвращения этих ужасных событий? Да практически ничего.
Однако на следующий день Пуаро сказал:
— Вы, Гастингс, предлагали, чтобы я показался врачу.
— Да, — поспешил я ответить. — Я бы чувствовал себя гораздо спокойнее, если бы вы на это согласились.
— Eh bien, я согласен. Повидаюсь с доктором Франкдином.
— Франклином? — спросил я недоуменно.
— А в чем дело, разве он не врач?
— Да, но его главное занятие — научные исследования, не так ли?
— Несомненно. И, думаю, он не преуспел бы как обычный практикующий доктор. У него нет того, что называется «врачебным политесом». Но у него есть свои достоинства. Я бы сказал, что он лучше многих знает, как выражаются в фильмах, всю «подоплеку» своего дела.
Все же я был не совсем удовлетворен его выбором. Я не сомневался в способностях доктора Франклина, но он всегда производил на меня впечатление человека, которому недосуг и не интересно вникать в обыкновенные человеческие недуги. Наверное, такой подход не мешает научным исследованиям, но совершенно не годится для врачебной практики.
Итак, Пуаро пошел на уступку, а так как у него не было здесь своего врача, то Франклин охотно согласился его осмотреть. При этом он сразу дал понять, что если потребуется ежедневные осмотры и лечение, то надо будет пригласить другого врача, так как сам он не сможет постоянно наблюдать за больным.
Франклин долго пробыл у Пуаро. Я дождался, когда он наконец выйдет, увел его к себе в комнату и закрыл дверь.
— Что скажете? — спросил я с беспокойством.
— Он замечательный человек, — задумчиво ответил Франклин.
— Да, конечно, — отмахнулся я от этого само собой разумеющегося факта. — Но как его здоровье?
— Здоровье?