— Вот уж действительно, Нортон, — возразил я, потеряв терпение, — не понимаю, стоит ли так много об этом говорить, можно подумать, что мы постоянно читаем чужие письма?
— Нет, нет, разумеется, нет. Я совсем не это хотел сказать, тем более, что имел в виду не совсем письмо… Я просто попытался смоделировать схожую ситуацию. Ну к примеру, если вы что-то — случайно — увидели, услышали или прочли, станете ли вы об этом распространяться, если только…
— Если только что?
— Если только не будете обязаны сказать об этом.
Я посмотрел на него с внезапно обострившимся любопытством, а он продолжал:
— Послушайте, подумайте вот о чем: предположим, вы увидели нечто в замочную скважину.
Это предположение заставило меня вспомнить Пуаро! А Нортон, все так же запинаясь, продолжал:
— Представьте, что вы случайно посмотрели в замочную скважину — например, вставили ключ в замок, но не можете открыть дверь, и поэтому заглянули в скважину, чтобы узнать, нет ли ключа с другой стороны, или посмотрели по какой-то другой не менее веской причине… при этом вы и в мыслях не держали увидеть то, что увидели…
На какой-то момент я перестал его слушать, так как меня внезапно осенило. Я вспомнил тот день на поросшем травой холме, вспомнил, как Нортон поднес к глазам бинокль, чтобы получше разглядеть крапчатого дятла. А потом внезапно смутился. Вспомнил его расстроенный вид и нежелание дать мне бинокль. Я тогда решил, что он увидел нечто, имеющее отношение ко мне — то есть Аллертона и Джудит. Тогда, признаться, я ни о чем другом и думать не мог… Но предположим, однако, что он увидел нечто иное?..
Я резко спросил:
— Это «что-то» вы увидели в бинокль?
Нортон одновременно и удивился, и почувствовал облегчение.
— Вот это да! Гастингс, как же вы догадались?
— Это случилось в тот самый день, когда мы гуляли втроем — вы, я и Элизабет Коул?
— Да, верно.
— И вы не хотели, чтобы я увидел тоже самое?
— Нет, не совсем так… Мне кажется, никто из нас не должен был этого видеть.
— Что это было?
Нортон снова нахмурился.
— Вот в этом-то и загвоздка. Должен я вам об этом рассказывать или нет? Ведь это получается самое настоящее соглядатайство! Я увидел то, что мне не предназначалось. У меня совершенно не было желания что-то увидеть — я всего лишь наблюдал за крапчатым дятлом… Но я увидел!..
Нортон замолчал. Мне очень хотелось узнать, что же все-таки он тогда увидел, ужасно хотелось, но я не решался настаивать…
— Но это было нечто важное? — все-таки спросил я.
— Это может возыметь большое значение. Вот и все, что я знаю.
— Это как-то относится к смерти миссис Франклин?
— Странно, что именно об этом вы спрашиваете, — очень удивился Нортон.
— Значит, относится?
— Нет-нет. Прямой связи нет, но все же мне кажется, это как-то связано с ее смертью, — задумчиво ответил Нортон, — тогда некоторые события предстали бы в ином свете. Это бы означало… Черт побери, я просто не знаю, что мне делать!
Меня раздирало двойственное чувство. Я с ума сходил от желания все узнать и в то же время понимал, что Нортону совсем не хочется об этом рассказывать… Ничего удивительного. На его месте я чувствовал бы то же самое. Слишком уж сомнительным способом — согласно нашей морали — были получены его сведения…
А потом меня вдруг осенило:
— Почему бы вам не посоветоваться с Пуаро?
— С Пуаро? — на лице Нортона выразилось некоторое сомнение.
— Да, именно с Пуаро!
— Ну что ж, — медленно ответил Нортон, — это мысль. Ведь он иностранец… — и, смутившись, Нортон замолчал.
Я понял, что он имеет в виду. Язвительные замечания Пуаро насчет пристрастия англичан к честной игре мне были слишком хорошо знакомы. Удивляюсь, почему сам Пуаро, не комплексующий в вопросах морали, сам не додумался рассматривать птиц в бинокль. Это было бы чрезвычайно полезно для дела…
— Вы не пожалеете, что доверились ему, — настаивал я. — К тому же, его советы вас ни к чему не обяжут…
— Да, верно, — сказал Нортон, и его лоб разгладился. — Знаете, Гастингс, мне кажется, что я не только должен, но и хочу посоветоваться с ним.
Меня удивила мгновенная реакция Пуаро на мое сообщение о разговоре с Нортоном.
— Что, что вы сказали, Гастингс?
Он уронил ломтик тоста, который поднес было ко рту, и наклонился вперед, вытянув шею.
— Расскажите все еще раз и, пожалуйста, поскорее.
Я повторил рассказ.
— Значит, он что-то увидел тогда в бинокль, — повторил Пуаро задумчиво, — что-то такое, о чем вам не рассказал.
Вдруг он порывисто схватил меня за руку.
— Не знаете, он еще кому-нибудь об этом рассказывал?
— Не думаю. Нет, уверен, что не рассказал.
— Тогда будьте начеку, Гастингс. Это чрезвычайно важно, чтобы он больше никому об этом не рассказал и даже не намекнул. Иначе может возникнуть опасность.
— Опасность?
— И очень большая. — Лицо у Пуаро помрачнело. — И договоритесь с ним, mon ami, чтобы сегодня вечером он зашел ко мне. Ничего особенного, просто маленький дружеский визит, вы понимаете. И никому ни слова, пусть никто не подумает, что в этом визите есть что-то необычное. А сами будьте осторожны, Гастингс, будьте очень, очень осторожны. Кто еще, вы сказали, был с вами тогда на прогулке?