Врата судьбы. Занавес. Забытое убийство. Рассказы

— Что вы этим хотите сказать? Что значит «скоро»? А! — Его нахмуренный лоб разгладился: — Вы хотите сказать, так скоро после смерти Барбары? Но почему бы и нет? Зачем притворяться: ее смерть облегчила решение многих проблем.

Наверное, выражение моего лица его позабавило:

— Боюсь, у меня нет времени соблюдать условности. Когда-то я влюбился в Барбару — она была очень хорошенькая девушка, — женился на ней и примерно через год разлюбил. Думаю, она разлюбила меня еще раньше. Я, разумеется, разочаровал ее. Она полагала, что сможет вить из меня веревки. Ей это не удалось. Я эгоистичный, упрямый грубиян и поступаю в соответствии со своими принципами и желаниями.

— Но вы же из-за нее отказались от работы в Африке? — напомнил я Франклину.

— Да, но исключительно по финансовым соображениям. Женившись, я взял на себя обязательство обеспечивать Барбаре привычный для нее образ жизни. Если бы я уехал, она оказалась бы в очень стесненных обстоятельствах. Но теперь, — и он улыбнулся совершенно искренней мальчишеской улыбкой, — все для меня обернулось необыкновенно удачно.

Я был поражен. Полагаю, многие мужья, жены которых отправляются в мир иной, не слишком о них горюют, и это всем, в общем-то, известно, но заявление Франклина показалось мне чересчур циничным.

Франклин заметил мое замешательство, но, по-моему, ничуть не смутился:

— Правдивый ответ редко кто оценит по достоинству, и все же он экономит массу времени и исключает большое количество ненужных и неискренних слов.

— А вас совершенно не волнует, что ваша жена покончила самоубийством? — резко осведомился я.

— Я не совсем уверен, что у нее было намерение покончить с собой, — задумчиво ответил Франклин. — Это просто невероятно…

— Но тогда что же случилось, как вы думаете?

— Не знаю. И, сдается мне, знать не хочу. Понятно? — отрезал он.

Я снова воззрился на него. Взгляд у него был жесткий и холодный.

— Да, не хочу знать. Меня это не интересует, понимаете? — повторил он.

Нет, я не понимал, и к тому же, все это мне не нравилось.

3

Не помню, когда я обратил внимание на то, что Стивен Нортон о чем-то постоянно сосредоточенно размышляет. После судебно-медицинской экспертизы и похорон он стал очень молчалив и часто бродил в одиночестве, глядя себе под ноги и хмурясь. Была у него привычка ерошить свои короткие седые волосы, пока они не вставали дыбом, словно колючки у ежа. Вид у него становился комичный, но это «ерошение» выдавало все его внутреннее смятение. На вопросы он отвечал рассеянно, и я, в конце концов, пришел к выводу, что он, действительно, чем-то крайне обеспокоен. Я попытался узнать, в чем дело, спросил, не получил ли он каких-нибудь неутешительных известий, но он энергично мотал головой и отмалчивался. Однако вскоре он, по-видимому, решился и неуклюже, со всякими околичностями принялся выяснять мое мнение по одному делу.

Немного заикаясь, как всегда, когда он говорил о чем-то серьезном, Нортон начал рассуждать об этических проблемах.

— Знаете, Гастингс, должно быть, очень легко говорить вообще, что хорошо, а что плохо, но когда сталкиваешься с чем-то конкретным, все оказывается не так-то просто. Я хочу сказать, что, например, кто-то узнает нечто такое, ну понимаете, не предназначенное для него лично, — о каком-то происшествии, которого он не одобряет и которое может иметь ужасно важное значение. Понимаете, что я имею в виду?

— Боюсь, не совсем… — признался я.

Нортон снова нахмурился, принялся ерошить волосы, они снова забавно так вздыбились.

— Трудно мне вам это объяснить. Ну вот предположим, вы случайно что-то прочли в чужом письме, распечатанном по ошибке, то есть письмо адресовано не вам, но вы начали читать, так как решили, что оно ваше, и успели прочитать кое-что, не предназначенное для вашего сведения. Ведь такое может случиться, сами знаете.

— Случиться может все…

— Ну так вот, я хочу спросить, как в таком случае следует поступить?

— Ну… — я всерьез задумался. — Наверное, надо пойти к этому человеку и сказать: «Я ужасно сожалею, но по ошибке распечатал письмо, адресованное не мне, а вам».

Нортон вздохнул. Он ведь сказал, что все не так просто, как может показаться.

— Но, понимаете, Гастингс, вы уже успели прочитать нечто такое, что может его поставить в неловкое положение…

— То есть, поставить в неловкое положение другого человека, да? Но в таком случае, наверное, надо притвориться, будто ничего еще не прочли, так как сразу же поняли, что письмо адресовано не вам.

— Да, — ответил Нортон, немного помолчав, но вид у него был растерянный, словно удовлетворительного ответа на свой вопрос он так и не получил.

— Хотел бы я все-таки знать, как следует правильно поступать в таких случаях.

Я опять сказал, что, по-моему, больше ничего сделать нельзя.

Все еще напряженно хмурясь, Нортон возразил:

— Ну, понимаете, Гастингс, все это серьезнее, чем вы думаете. Предположим, то, что вы успели прочесть… ну, как бы это сказать… очень важно для этого другого человека.