Читаем Врата в бессознательное: Набоков плюс полностью

Еще цитата: «Симулякр — образ отсутствующей действительности, правдоподобное подобие, лишенное подлинника, объект, за которым не стоит какая-либо реальность» [44]. Реальность онтологическая или гносеологическая, т. е. субъективная? На вопрос, есть ли там субъективная реальность, и если есть, то какая именно, может дать ответ анализ затекста.

Лучшие произведения отечественных постмодернистов — поэтов-концептуалистов, на наш взгляд, опровергают мнение Ю. Арабова, что в постмодернизме человек «страдающий» позорно капитулировал перед «человеком играющим» [44]. Почему «или страдающий — или играющий», а не одновременно? Почему неприемлемо для искусства то, что «играть можно там, где пустота. Где магия, где одни феномены мгновенно возникают и тут же превращаются во что-то другое» [44]?

Это же неотъемлемое свойство человеческого бессознательного!

«…Весь постмодерн стоит на буддизме, во всяком случае, он ощущает эту религиозную систему как наиболее себе близкую. А в христианстве поступок нельзя переиграть десятки тысяч раз» [44]. Но искусство — модель, созданная для того, чтобы переигрывать, опробывать, смотреть, что получится, — чтобы предупреждать неправильные поступки (если хотите, воспитывать).

Вс. Некрасов

А вы слышалиНаверно вы не слышалиНичегоВы бы девочкиУзорами бы вышилиКабы слышалиА вы виделиНаверно вы не виделиНичегоВы ребятаВсе бы стекла выбилиКабы видели

В затексте (код 4, 3–4) полыхает древняя магия, усиливаясь к концу стихотворения. Глубокое родство с архаичными жанрами, народной поэзией.

Во 2-ой, «внутренней», позиции концептуалисты (мы рассматривали произведения Ры Никоновой, Г. Безруковой, Т. Кибирова, Дм. Пригова, Вс. Некрасова, Л. Рубинштейна, Б. Ванталова— Констриктора, В. Эрля) не так редко предпочитают 2, рефлексивное, поле по сравнению с классическими народными небылицами и с авторскими небылицами (а от нескладушек и от современных народных небылиц в этом отношении концептуалисты не отличаются). Вообще поэтическая небывальщина старается избегать 2 поля, а другие виды авторской поэзии для взрослых, наоборот, тяготеет к этому ответственному полю. А вот с детской поэзией небывальщина в этом отношении схожа.

Хороший поэт-концептуалист должен быть в душе немного ребенком, верить в чудесные миры, запросто гулять в них?

Сходны произведения концептуалистов с поэзией для детей и авторскими небылицами (которые тоже писались для детей!) по менее высокому, чем у прочих самодостаточных произведений (т. е. подгруппы 3а) коэффициенту субъектности — KS. (См. Таблицу № 17.) 58–60 % — вот их узкая полоска на условной шкале от 0 до 1; тогда как остальные обитатели погруппы 3а раскинуты в интервале 0,74-1 (включая, естественно, и прозу для детей с KS = 0,91).

А какие же жанры заполняют разрыв? Если не брать взрослые реплики в интернете, то это только современные небылицы.

Вот поле, почти не вспаханное детскими авторами?

Интересно, что похожие на прозу Д. Хармса (жанр «Случаи») стихотворения концептуалистов предпочитают очень короткие маршруты в 0–1 шаг (см. Таблицу № 18), тогда как Д. Хармс, напротив, чаще стремится убежать подальше от своего исходного семантического пространства (правда, совсем далеко, как И. С. Тургеневу, убежать не получается).

Мир Хармса менее уютен и притягателен, чем мир концептуалистов? И в этом он похож на мир нескладушек, которые тоже тяготеют к побегу на 2–4 шага чаще, чем к коротким маршрутам — по сравнению с так похожей на них поэзией концептуалистов. Так же как концептуалисты, детские поэты предпочитают «окучивать и лелеять» ближние окрестности (статистической разницы между ними нет). Чудо живет совсем рядом.

Кстати, в 1-ой, «социальной», позиции Д. Хармс как прозаик для взрослых еще реже бывает в 4, магическом, поле, чем прозаик И. Тургенев, зато во 2-ой, «внутренней», позиции он, в отличие от Тургенева чаще бывает не во 2, ответственном, поле (а классик XIX века там бывает всегда). Сопоставление этих двух авторов, мастеров миниатюры, как ярких представителей 1) экспериментальной литературы и 2) литературы образца, или классицистской [108;9], возможно, имеет не частное, но типологическое значение.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2
Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2

Второй том «Очерков по истории английской поэзии» посвящен, главным образом, английским поэтам романтической и викторианской эпох, то есть XIX века. Знаменитые имена соседствуют со сравнительно малоизвестными. Так рядом со статьями о Вордсворте и Китсе помещена обширная статья о Джоне Клэре, одаренном поэте-крестьянине, закончившем свою трагическую жизнь в приюте для умалишенных. Рядом со статьями о Теннисоне, Браунинге и Хопкинсе – очерк о Клубе рифмачей, декадентском кружке лондонских поэтов 1890-х годов, объединявшем У.Б. Йейтса, Артура Симонса, Эрнста Даусона, Лайонела Джонсона и др. Отдельная часть книги рассказывает о классиках нонсенса – Эдварде Лире, Льюисе Кэрролле и Герберте Честертоне. Другие очерки рассказывают о поэзии прерафаэлитов, об Э. Хаусмане и Р. Киплинге, а также о поэтах XX века: Роберте Грейвзе, певце Белой Богини, и Уинстене Хью Одене. Сквозной темой книги можно считать романтическую линию английской поэзии – от Уильяма Блейка до «последнего романтика» Йейтса и дальше. Как и в первом томе, очерки иллюстрируются переводами стихов, выполненными автором.

Григорий Михайлович Кружков

Языкознание, иностранные языки