Врата времени

Это был действительно шедевр жутких подробностей и немыслимого правдоподобия. Такого я у него еще не видел. Красвелл чувствовал, что это его лебединая песня, и вложил в нее все свои творческие способности.

Я увидел, что мы стоим в центре громадного амфитеатра. Зрителей не было: Красвелл не любил массовых сцен. Он предпочитал странную пустоту безвременья и минимальное количество персонажей.

Только мы двое — в яростном свете множества красных солнц, колышущихся в раскаленном небе. Я не считал, сколько их, — я видел только чудовище.

Чувствовал я себя, как муравей в миске, которую обнюхивает собака. Вот только чудовище не имело ничего общего с собакой. Оно вообще ни с чем не имело ничего общего.

Это было нечто размером с десяток слонов: неповоротливая, гнусно шевелящаяся гора пурпурного просвечивающего мяса с зияющей двухметровой пастью, утыканной изнутри острыми, покрытыми слизью клыками, а снаружи усеянная десятками глаз.

Даже если бы эта тварь не шевелилась, она была бы воплощением невыразимого кошмара, но самым невыносимым был ее омерзительный способ передвижения. Конечностей у нее не было; она ползла, конвульсивно содрогаясь и при каждом толчке извергая из пасти вязкую зеленоватую жижу.

И надвигалась она с поразительной быстротой: 30 метров... 25...

Я сжался в смертельном ужасе — 20 метров... 15... Я отчаянно пытался думать: огнемет?.. как же его... не помню! — мой разум отказывал при виде этой наползающей жути... Сперва зеленая слизь, потом клыки... необъятная пасть... не убежать, не остановить...

Новый голос — спокойный, неторопливый, добрый голос из давнего детства: «...Он может все остановить — и на этом и на том свете. Ты и во сне не встретишь ничего, с чем бы мой Билли не справился. С сегодняшнего дня он будет приходить в твои сны, так что тебе больше нечего бояться...»

Холодная твердая рукоятка в руке, грохот выстрела, рывок отдачи — из самых дальних глубин подсознания...

— Папа! — ахнул я. — Спасибо, па!

Монстр уже навис надо мной. Но Билли был в моей руке, нацеленный прямо в зияющую пасть. Я нажал курок.

Чудище дернулось, поползло назад, скользя по собственной слизи, и стало на глазах съеживаться. А я стрелял и стрелял.

Не сразу я вспомнил о Красвелле.

Он стоял и молча смотрел — на корчившееся чудовище (оно уже заметно убавилось в размерах и продолжало уменьшаться), на тускло поблескивающий кольт в моей руке, на дымок, вьющийся из его дула...

И вдруг он расхохотался.

Громкий, бурный хохот, но было в нем что-то истерическое.

Все еще хохоча, он стал таять, красные солнца покатились с неба, угасая на ходу, превращаясь в тусклые точки, — и вот небо стало пустым, белым и гладким, как потолок.

В сущности (какие приятные слова — «в сущности»!) это и был потолок.

И вот уже Стив Блэкистон, улыбаясь, снимает хромированный колпак с моей головы.

— Ну спасибо, Пит! Полчаса — минута в минуту. Ты на него подействовал быстрей, чем инсулиновый шок!

Я сел, пытаясь прийти в себя. Стив ущипнул меня за руку:

— Ну-ну, ты уже проснулся. Я хочу, чтобы ты мне рассказал все, что делал, — только не сейчас. Я тебе позвоню на работу.

Ассистент как раз стащил колпак с Красвелла. Тот заморгал, повернул голову — и увидел меня. На лице у него вмиг сменилось с десяток выражений — и хоть бы одно было приветливым!

Он резко сел, оттолкнув ассистента.

— Ах ты сволочь! Ну, я тебя!..

Я вскочил, а Стив и кто-то из его помощников вцепились в Красвелла.

— Пустите, черт подери! Я с ним потолкую!..

— Я же говорил, — сокрушенно выдохнул Стив. — Сматывайся быстрей!

В этот момент я уже несся по лестнице. Маршем Красвелл в пижаме не производил того впечатления, что бронзовый гладиатор его грез, — но мускулатура у него осталась вполне приличная.

Это все случилось вчера. Стив позвонил мне сегодня утром.

— Вылечился начисто, — сообщил он торжествующе. — Здоровей тебя! Сказал, что малость переутомился и собирается дать себе отдых от фантастики — займется чем-нибудь другим. Ровно ничего не помнит, но у него сохраняется странное чувство, что он должен сделать что-то нехорошее с парнем, лежавшим на соседней койке. Почему — не имеет понятия, а я ему не объяснял. Но ты на всякий случай держись подальше.

— Я бы сам с ним сделал что-то нехорошее, — фыркнул я. — Мне не нравится его страсть к чудовищам. Что он теперь намерен сочинять — любовные романы?

— Нет, — фыркнул Стив, — его вдруг потянуло к вестернам. Сегодня завел рассуждения об исторической роли револьвера «кольт». Даже выбрал название для нового романа: «Закон шестизарядного». Кстати, не ты ли навел его на эти мысли?

Ну я ему и рассказал.

Стало быть, Маршем Красвелл здоровей меня? Так для этого, похоже, не много надо.