Никуда не ушел и Куртифляс. Сейчас он сидел на ступеньке одной из трех парадных лестниц и с этой позиции мог обозревать все пространство вестибюля. Холодный мрамор грозил простудой прямой кишки или воспалением седалищного нерва, но Куртифляс не обращал на такие пустяки внимания. В настоящую минуту его внимание было занято группой из трех человек, один из которых спокойно лежал на спине, а двое других расположились по обе стороны от него. Он был слишком далеко, чтобы слышать, о чем там переговариваются эти двое. Но зато видел он все хорошо. А что до разговоров, то это вряд ли… Похоже, и Ратомир, и Принципия сидели молча, погруженные каждый в свои мысли.
Сейчас именно они были центром событий, именно от них исходила идея воскресить этого Геркулания. Редкий случай, когда он, Куртифляс, был совершенно ни при чем, и от него ровным счетом ничего не зависело. Во всяком случае, пока. Дальше будет видно. Вот он и смотрел.
Куртифляс привык быть в центре событий. Причем, отнюдь не сторонним наблюдателем. Да, он всего лишь шут. Да, это противно и унизительно, зато это дает такую близость к монарху, о которой не могут и мечтать самые расфуфыренные царедворцы, чуть не лопающиеся от собственной значимости и величия. Таким влиянием могут обладать только любовницы. У Бенедикта же любовниц не было, а значит, не было и конкурентов. Что же касается придворных — самые умные из них понимали, что такое есть ничтожный шут Куртифляс, по утрам приносящий в зубах тапочки Бенедикту, понимали и старались с шутом дружить, глупые же… что о них говорить? Они быстро исчезали с горизонта.
Нет, Куртифляс не вмешивался в вопросы высокой политики. Ну, уж, на фиг! Да и что она есть, собственно говоря, эта политика? Не зарься на чужое, и все будет в порядке. Своего выше крыши. А что до чужих поползновений на это самое свое, так давно уже соседи зареклись связываться с Амираном. Себе дороже. Так что, кто бы ни стоял у руля, или, вернее, не думал, что стоит, политика — какая была, такой и оставалась. И, будьте уверены — останется! Ну, а уж о том, какой кормчий достоин занимать место на капитанском мостике, а какой нет, вот тут уже начиналась сфера его, Куртифляса, интересов.
Ежеутреннее приношение тапочек должно оплачиваться. И оно, уж не сомневайтесь, оплачивалось, хотя Бенедикт по привычке и не думал чем-то одаривать верного старого шута, воспринимая его как что-то привычное и приятное, вроде тех же тапочек. Никто же не платит тапочкам? И если бы не природный ум, наблюдательность и энергия, ждала бы Куртифляса нищая старость, как любого уволенного по состоянию здоровья лакея. Но Куртифляс был прозорлив и, глядя на годы вперед, уже давно обеспечил себя соломкой в виде многочисленных счетов в разных банках, преимущественно в других странах, с более мягким, чем в Амиране, климатом.
Особенно продвинулись в этом направлении дела после бракосочетания Гармониллы, четвертой дочери многодетного Бенедикта. Браку этому предшествовало знакомство Куртифляса с будущим ее мужем — Рупшильтом, весьма влиятельным человеком, ссужавшим деньгами целые королевства. На тот момент ему уже стало тесно, а просторы Амирана манили своими сказочными богатствами, по большей части, увы, лежавшими втуне, и ждущими того, кто возьмет их в надежные хозяйские руки.
Руки Рупшильта вполне подходили для этого, а тот, в свою очередь, правильно оценил потенциальную стоимость бедного царского шута. Теперь Рупшильт при необходимости обращался напрямую, хоть и через цепочку доверенных лиц, к Куртифлясу, зачастую даже через голову Бенедикта. И, как правило, это было верное решение. Стоит ли говорить, что и сам Куртифляс не оставался в накладе?
И вот теперь происходило нечто такое, на что Куртифляс повлиять никак не мог. Не мог даже просчитать все вероятные последствия того или иного варианта развития событий. И это его начинало серьезно тревожить.
Поэтому Куртифляс был начеку.
***
А виновник того, что бессонная ночь во дворце продолжалась, уже въезжал на скупо освещенные мостовые Миранды. На сей раз он ехал уже не верхом. Нет уж, хватит! Первого в его жизни опыта верховой езды оказалось вполне достаточно. Теперь он ехал в коляске, как все приличные люди, на мягком, удобном сиденье, а рядом с ним расположился Аркан, которому велено было охранять мага. Еще двое гвардейцев скакали рядом.
Ночь уже подходила к своему неизбежному и закономерному концу. Угомонились самые запоздалые гуляки. Те из них, кто не сумел добраться до дома, спали там, докуда сумели их донести ослабевшие в неравной борьбе с притяжением земли, ноги. Честный работящий люд тоже еще досматривал последние сны. Тихи и пустынны были улицы столицы. Единственные люди, попавшиеся по пути, были такие же гвардейцы, спешившие им навстречу, туда, откуда они выехали, во дворец.