Времена Амирана (СИ)

— Да я как-то… — замялся Урлах. Не рассказывать же, что последние двое суток он провел в хмельном бреду пополам с тяжким сном где попало.

— Ну, бывает. — Понял его многоопытный Фикс. — Там сейчас черт-те что. Я сам-то не видал, но все говорят… Там одного мертвого оживили.

— А-а… ну, это я знаю. Хоть сам тоже не видал.

— Да, так теперь там сущий ад.

— А что такое?

— Так этот, которого… короче, он там…

— Он сразу, как встал, — перебил рассказчика Хряпа, которому не терпелось поделиться с новым человеком, — как встал, сразу одному мечом голову — р-раз!

— Да нет, это как раз ему голову-то срубили. — Магомад так разгорячился, что даже вскочил со скамейки. — Ему срубили, а он хоть бы хны!.. Голову подобрал и — раз ее на плечи! И все! И снова пошел махаться.

— Ага!.. — Это снова был Хряпа. — Я слышал, он там одному мужику голыми руками голову скрутил, как нефиг делать! А тот, говорят, здоровый был, как…

Неужели Шварцебаппер? — Пришло в голову Урлаху.

А рассказчики, войдя в раж, перебивая друг друга, спешили поделиться информацией.

— Там кровищи было!.. Замучились после убирать.

— А как он лошадь загрыз — слыхали?

— Да ему похрен, что лошадь, что человек. Там, наверху, все только и смотрят, чтобы ему по дороге не попасться. Кто попадется — все!.. Считай не жилец. И убежать не получится, бегает шибко. А уж драться с ним, ну это вообще…

— Ну, ясен пень! Как его убьешь, если он уже мертвый.

— Хоть здесь от него спрятаться.

— А вдруг он и сюда?..

— А чего ему здесь? Здесь ему кого убивать? Сюда ему незачем. Вот мы тут и посидим пока. А что? Вина хватает!

Новости оглушили Урлаха. Вот ничего себе! А он-то, он!.. Ходил, искал. Чего, получается, искал? Смерти своей искал? Так это любимая жена, добрая Сердеция послала его — зачем? Теперь-то ясно, зачем. Чтобы убил его этот… Голову снес, или открутил, или горло перегрыз, как той несчастной лошади. Ее-то за что? Просто так? Тоже под руку подвернулась?

И Урлах, представив себе картину неизбежной мучительной гибели в случае своей встречи с двоюродным братцем, пробормотал:

— Вот же гадина! — Не уточняя, кого он имеет в виду.

***

Четыре человека молча, один за другим, спускались по темной узкой лестнице. Время шло к полуночи. Сейчас, еще немного, и они покончат с этим. С чем? Точно они этого не знали. Знали одно — то, с чем им предстоит покончить, это порождение зла. Это обретшая плоть тьма, тьма куда более глубокая и страшная, чем та, в которую они погружались, спускаясь все ниже и ниже.

Что ждет их потом? Не их бренные оболочки — эта ерунда спускавшихся не заботила, что будет с их бессмертными душами? Ведь сейчас они нарушат самые строгие запреты. Сейчас они совершат ужасное. И простит ли их Единый? Но они должны сделать это, даже пожертвовав собой.

Кончилась лестница. Все кончается, все проходит, пройдет и тот миг, ради которого они собрались тут. Они шли бесконечными коридорами. Слабый огонек в руках того, кто шел первым, освещал им путь. Черные плащи скрывали голубые сутаны, делая их невидимыми в этом мраке.

Наконец дошли. Впереди идущий остановился, повозился с замком, тяжелая, старая дверь, скрипнув, отворилась, впуская их в это наспех сооруженное языческое капище.

Свечи, расставленные вокруг гроба, зажигались одна за другой. В помещении становилось светлее. Они сгрудились вокруг помоста. Потом разошлись, становясь каждый на свое место. Тот, кто встал у изголовья, достал песочные часы. Поставил рядом, так, чтобы хорошо было видно. С последней упавшей песчинкой истечет время этого монстра, чья копия лежит сейчас в этом гробу.

— Приступим, братья! — Произнес Онуфрий.

Он посмотрел на часы. Все правильно. Песчинки падали, как им и полагается, каждая — мгновенье, и каждое мгновенье приближало их к развязке. Они успевают. Они… Да!

Он воздел кверху руки, ладонями к потолку — нет, к небу. Все-таки, к небу!.. Руки были напряжены, нервы — натянуты, сердце лихорадочно билось о жесткие прутья грудной клетки, первые звуки древнего заклятья готовы были сорваться с языка.

И в этот роковой миг их уши уловили какой-то странный звук. Они замерли, замерли их мысли, замерли сердца, остановилось время. Это был вой. Непонятно чей, непонятно откуда. Несомненно, это был знак. Та сила, то страшное, первобытное, проклятое, что они собирались сейчас разбудить и к чьей помощи обратиться, обрекая тем самым самих себя на грядущие муки, подавало им знак.

Они переглянулись. Отступать было поздно, они уже летели в пропасть.

— Приступим. — Повторил патриарх.

***

Увы, ничто не вечно. Всему положен предел. Опустел бурдюк, кончилось вино. И, главное, такое ведь свинство! Закончилось как раз тогда, когда Урлаху пришла в голову блестящая идея выпить за Ледерландию. За милую, родную Ледерландию с ее полями и лугами, ее лесами и речками, ее упитанными коровами и ветряными мельницами — уж так она зримо предстала перед мысленным взором своего несчастного короля, что не выпить было просто невозможно.

И тут выяснилось, что пить уже нечего!

— Фигня! — Сказал Хряпа, и встал, слегка покачнувшись. — Сейчас сходим и наберем.