Времена оттепели прошли. Воспоминания фотографа

Снизу, сбоку, со спины… Камеры щелкают, а я сижу, думаю: «Хм, я ее снимать не стану. Чего это я буду как все?» Я потом и Беате об этом рассказывал. После этой пресс-конференции в нашем операторском подвале недели две-три в кюветах плавали ноги Беаты – крупно, ее колени, ее руки… И только я ничего не проявлял и не печатал. Ну а потом все было практически как в рекламе: прошли годы, Андрон стал делать пробы «Дворянского гнезда»…

В 1967 году Беата Тышкевич была членом жюри фестиваля, а председателем жюри был режиссер Григорий Михайлович Козинцев. И Беата меня тогда познакомила с ним. Как сейчас помню, идем мы по Кремлю и Беата знакомит меня с Григорием Михайловичем. А он как очень воспитанный человек говорит: «Да, да, Беаточка, я знаю работы Валерия. Да, это очень интересно». И я понимаю, он интеллигентный человек, но зачем же говорить неправду, ну где он мог видеть мои фотографии? А Григорий Михайлович продолжает дальше, будто подслушав мои нечистые мысли: «Понимаете, Беаточка, я же выписываю венгерский журнал, именно там я видел фотографии Валерия и обратил на них внимание». Григорий Михайлович даже успел написать статью обо мне перед своим уходом. И мало того, что обратил внимание на эти фотографии, он еще посмотрел, кто сделал их, и запомнил фамилию. Потрясающе!

А попал я в венгерский журнал потому, что в свое время у меня были хорошо налаженные связи в Венгрии, в Болгарии, в Польше и в Чехословакии, причем именно в таких журналах… Были оттуда какие-то корреспонденты, они брали у меня фотографии и там, в своих редакциях, с удовольствием их публиковали. В странах соцлагеря была общая социалистическая мораль, или представление о прекрасном. Но когда в той же Венгрии, в Польше или в Болгарии говорили – нет, это фото нельзя напечатать, то им отвечали: это же из Советского Союза. Примерно так же было с Андроном: а, ну если из Советского Союза… И у них проходило то, что вообще-то проходить не должно было. Ах, это оттуда, из ЦК, из Москвы, – и меня публиковали.

Иногда я что-то пересылал через вгиковцев-иностранцев, мы же все вместе учились… Однажды я позвонил Беате, и мы поехали с ней в польские журналы, где меня печатали больше десятка лет, и там мне выдали гонорар – огромную пачку злотых. А Беата сказала, что это равнялось зарплате польского министра.

Но то, что Григорий Михайлович Козинцев обратил внимание на мои фотографии, стоило гораздо больше любого гонорара.

Виктория Федорова

Первой моей платонической студенческой влюбленностью, наверное, можно назвать Викторию Федорову. Вика тоже относилась ко мне очень тепло, но как к другу. Впервые я ее увидел в фильме «Двое». Это была дипломная работа во ВГИКе режиссера Михаила Богина, и там она играла вместе с Валентином Смирнитским. В 1965 году эта картина участвовала в Московском международном кинофестивале и получила приз ФИПРЕССИ и Золотой приз в разделе короткометражных фильмов. В этом фильме Вика играла глухонемую артистку театра мимики и жеста. Действие происходило в Риге. Там нет ее голоса, но лицо у нее потрясающее: разлетающиеся брови, эти врубелевские бездонные глаза, точеное лицо. В ней великолепно соединились черты ее прекрасной мамы Зои Федоровой и папы, американского морского офицера (будущего контр-адмирала).

Помню, тогда этот фильм показывали бесконечно, и впечатление было сумасшедшее, прежде всего благодаря удивительному лицу Вики Федоровой. Оно абсолютно выпадало из общего актерского ряда, и я, попавший во ВГИК прямо с Северного военно-морского флота, привыкший к матерщине и пьяни чудовищной, смотрел на нее и думал: «Мамочки мои, как она выглядит! Богиня просто, Грета Гарбо!»

Кстати, Вика в этом фильме снялась, еще даже не будучи студенткой. Сережа Соловьев уже к тому времени учился во ВГИКе, а я только поступал. И я его попросил: «Слушай, ты можешь меня познакомить с этой потрясающей девушкой?» Вика тоже тогда поступала в институт.

И вот мы идем по коридору второго этажа ВГИКа, где актерский факультет. А у меня петербургское воспитание, плюс вокруг интеллигентные люди, еще доживающие в Петербурге, которые раскланиваются, при встрече с дамой снимают шляпу. Это бабушка так воспитывала, не меня, правда, а мою сестру.

Вдруг Сережа меня остановил: «Подожди, я сейчас поговорю с Викой» – может быть, она не хочет, может быть, не в настроении. А через некоторое время зовет: «Заходи». Знакомит. И я слышу Викин грудной надтреснутый голос, можно сказать, вульгарный голос, произносящий нецензурные слова. Голос, резко контрастирующий с ее внешностью. Полный диссонанс! Трагичность ее лица, бездонность глаз – и вульгарный тембр голоса. В фильме «Двое» Вику спасло то, что ей не надо было говорить – она играла немую девушку. У нее замечательные руки, очень выразительные, и азбука глухонемых, эти жесты, они были так кстати… Открой Вика рот – все очарование сразу пропало бы. Недаром же во всех картинах, в которых она снималась, например в «Преступлении и наказании» Кулиджанова, ее обязательно дублировали.