Времена оттепели прошли. Воспоминания фотографа

Только я начал проходить практику, как вдруг на меня вышел Андрон Кончаловский – с ним мы уже успели познакомиться в Москве. Оказалось, что Андрон на период моей производственной практики приезжает со съемочной группой в город на Неве, потому что часть эпизодов фильма он решил снимать в аутентичных интерьерах, а в Петербурге их выше крыши. Но все музеи, Дом архитектора, Николаевский дворец днем работают, поэтому снимать в них можно было только ночью. И получается, что практика на «Ленфильме» у меня проходила днем, а ночь я мог проводить с группой Андрона. С этого и началась наша дружба, по крайней мере моя с ним, потому что я относился к Андрону как к старшему брату, которого у меня не было. Я восхищался им, уважал его, готов был следовать за любыми его идеями. Тогда у нас установились замечательные отношения. А Кончаловский тоже проявлял ко мне дружескую симпатию, покровительствовал, в отличие от Георгия Ивановича Рерберга, которому последователи были не нужны.

И вот у меня началась одновременно и прекрасная, и чудовищная жизнь, практически без сна, но наполненная искусством и романтикой. Многие сцены Кончаловский снимал в пригородах: в Царском Селе, в Павловске. А туда еще попробуй доберись ночью.

В те же дни в Петербург в первый раз приехали югославы со своей национальной выставкой и показами мод. И Слава Зайцев познакомил меня с Сашей Йоксимовичем, самым популярным в то время югославским художником-модельером, у него были потрясающие коллекции. Югославы тоже попросили, чтобы я снимал их мероприятия. И получилось, что днем я был ассистентом у Мити Долинина, потом ехал к югославам (в течение целой недели в Манеже снимал я их модные показы), а поздним вечером мчался за город на съемки «Дворянского гнезда».

Югославские друзья мне после каждой съемки давали еду и импортные алкогольные напитки, хотя я и не выпивал. И не просто продукты, а как из «Березки»: у них тогда были потрясающие консервы, особенно ветчина в банках. И я на последних электричках, на поливальных машинах, черт знает как, добирался до съемочной площадки «Дворянского гнезда», где все были голодные и «обезвоженные». Они уже ждали меня с трофеями – тут же налетали и все съедали. Эти поездки у меня продолжались больше месяца. Хорошо хоть югославская выставка продлилась всего неделю.

Митя Долинин спустя время сказал мне: «Слушай, я ничего не мог понять, прислали какого-то вгиковца ассистентом, а он каждую свободную минуту мчится в камерваген спать. Что за человек?» И тогда мне пришлось сознаться, какую тройную жизнь я вел в те дни.

Жемчужная сережка для Беаты Тышкевич

Был еще один очень важный и принципиальный повод, по которому я приезжал на съемки к Андрону Кончаловскому в любое время ночи. На этой картине у меня начался роман с Беатой Тышкевич. Когда-то они с режиссером Анджеем Вайдой, в то время ее мужем, привозили во ВГИК свой фильм. Она была женщиной ослепительной красоты, и все студенты бросились к ней, пытались пообщаться, фотографировали, и только я почему-то стоял в стороне. Я ничего не загадывал и не планировал, но мне не хотелось быть лишь человеком из толпы. И вот звезды сошлись. На «Дворянском гнезде» я уже снимал Беату как полноправный член киногруппы и, естественно, очень старался.

И, кстати, тогда я все-таки внес свой вклад в большое кино: в «Дворянском гнезде» Кончаловского три или четыре кадра сняты моими руками.

И, что удивительно, вдруг выяснилось, что Беата Тышкевич обратила на меня внимание. Одну из сцен мы снимали в Екатерининском дворце в Царском Селе, и там она потеряла жемчужную сережку. Все стали суетиться, ползать по полу. А я опять стою в стороне и понимаю, что суетиться нельзя, но найти эту сережку должен именно я. Я весь напрягся, сконцентрировался и увидел ее на расстоянии нескольких метров. Не сходя с места, я бросил Беате: «Так вон она». И все.

После этого эпизода мы пошли в камерваген и начали целоваться. С этой сережки все и понеслось. Кстати, Андрон в силу своего перфекционизма все украшения для съемок одолжил у своей мамы, хотел, чтобы все в кадре было настоящим. И все эти семейные драгоценности украли. А на моей фотографии Беата осталась в жемчужных серьгах его мамы, Натальи Петровны Кончаловской.

Это были потрясающие дни: красота дворцов и природы, белые ночи, состояние влюбленности. Дошло до того, что на «Ленфильме» в костюмерном цехе я достал гусарский ментик и разгуливал в нем по городу.