В общежитии я не мог есть в буфете (как и на флоте, у меня вызывала отвращение столовская еда), мне казалось это унизительным. Мама моя замечательно готовила – жарила картошку с корочкой, с луком, котлеты делала просто потрясающе. Только в Финляндии мне впоследствии попались такие котлеты, хорошие, а не какие-то разваливающиеся… В общежитии же ВГИКа был лишь буфет, покупать что-либо в магазине и готовить – это совсем другие деньги, да и холодильника не имелось. Я помню те чудовищные сардельки, которые варились в течение всего дня, уже не в воде, а в сплошном жире, перепревшие, жутко пахнущие, несъедобные… А есть хотелось все равно.
Сережа Соловьев учился на третьем или четвертом курсе и мне покровительствовал. Он делал тогда диплом для Кати Васильевой, своей будущей жены. И в общежитии ВГИКа собиралась команда бойцов – Эдик Володарский, Динара Асанова, Володя Акимов (Сережины друзья), сам Сережа и Катя. Они пили водку со страшной силой. А я, прошедший Северный военно-морской флот, пьянки на дух не переносил. Закуска изо дня в день была одна и та же – огромная сковорода картошки и маленькая баночка соуса «Южного» (тогда он только появился – аналог нынешнего кетчупа). Поливали этим соусом картошку, и получалось вроде бы блюдо кавказской кухни. Каждый день ели картошку… Хотя ведь все они уже что-то зарабатывали, бывали в доме у Сережи, чья мама была достаточно состоятельным человеком, работала заместителем директора успешного ресторана в Петербурге, на Екатерининском канале…
Начиная со второго курса, я начал подрабатывать. Чертил, рисовал. Даже создавал заставочки, виньеточки в стиле Леона Бакста для журнала «Шахматы в СССР» (я был знаком с его главным редактором). За это платили копейки, но все-таки я уже не голодал. Потом у меня появилась своя камера, и я стал делать репортажи для «Московского комсомольца» – им понравилось, как я снимаю. Потом я начал снимать и для газеты «Советская культура». Например, я сделал им репортаж со съемок «Дворянского гнезда» Андрея Кончаловского. Это было потрясающе…
Курсе на третьем-четвертом, когда выяснилось, что я хорошо фотографирую, у меня стали брать снимки для каких-то обложек. Я начал снимать для журнала «Театр» и для «Советского экрана». Для «Театра» даже придумал сам тему – шесть спектаклей Шекспира, которые шли в Петербурге и в Москве. Начал я с московского Театра на Таганке – с «Гамлета» с Высоцким… Тогда в Театр на Таганке попасть было просто невозможно. Но я уже был знаком не только с Высоцким, и круги знакомств расширялись, будто расходились по воде…
А продолжил я тему Шекспира спектаклем Эфроса «Ромео и Джульетта» с Олей Яковлевой и молодым Анатолием Грачевым. В Вахтанговском театре – «Антоний и Клеопатра» с Юлей Борисовой, Лановым, Ульяновым… В Петербурге, в ТЮЗе, шел «Гамлет» Корогодского – совершенно уникальный, с Тараторкиным, Ирочкой Соколовой, Тоней Шурановой, Юрой Каморным. В БДТ – «Генрих IV» Товстоногова, с Юрским, Борисовым, Копеляном, Стржельчиком и другими. В Театре Ленсовета – «Укрощение строптивой» Владимирова, с Алисой Фрейндлих, молодым Дьячковым, с Петренко, которого я тогда увидел в первый раз в роли слуги (я до сих пор помню, как он выходил с авоськой, в которой позвякивали молочные бутылки, – такие вот владимировские приколы).
Таким образом, во время учебы я всегда что-то делал, где-то с кем-то знакомился. И все время оставался вольным работником. А уже после ВГИКа меня взяли сотрудником в «Союзинформкино» с зарплатой в 200 рублей – это оклад режиссера первой категории на киностудии. Плюс у меня оставались гонорары за обложки и прочее. И я помню, что настал тогда в моей жизни апофеоз суперблагополучия, денег было так много, что я чуть ли ни каждый день обедал в шашлычной на «Пушкинской». В Москве тогда было две замечательных шашлычных – на «Пушкинской» и у «Белорусской». Последнюю в народе прозвали «антисоветской», так как она находилась прямо напротив гостиницы «Советская».
Что же касается ВГИКа, то он, откровенно говоря, оставил у меня грустные воспоминания. Скучный, снобистский институт. Все считали себя гениями, Ален Делонами и Марселями Марсо, вот-вот выдвинутся на Ленинскую премию.
Атмосфера во ВГИКе была тоскливая, настоящая насыщенная студенческая жизнь отсутствовала напрочь. На картошку мы не ездили, сено не убирали, колхозам не помогали.
Разные люди приходили во ВГИК. Абитуриенты режиссерского факультета, например, не знали, что такое шандал или канделябр. Ничего страшного, конечно, но это ведь свидетельство низкого уровня знаний. Сережа Соловьев потом рассказывал о совершенно клиническом случае: сейчас молодежь, поступающая на режиссерский факультет ВГИКа (носящего имя Сергея Аполлинариевича Герасимова), не может сказать, в чью честь назван институт. Тарантино знают, Джонни Деппа знают, а кто такой Сергей Аполлинариевич – нет.