Времена оттепели прошли. Воспоминания фотографа

Я получил «неуд» и должен был уходить из ВГИКа. Оставаясь честным перед самим собой, я пришел на кафедру к секретарю Наденьке и сказал: «Отдайте мне, пожалуйста, мои документы». А она вдруг воспротивилась: «Нет, зайдите к декану. Я вам не дам документы, пока не поговорите с ним». Я запротестовал: «Нет, не пойду!» Нас же предупредили, что никаких переэкзаменовок не будет.

И тут на мое счастье в кабинет зашел сам декан. Спросил: «Наденька, вы меня искали?» А она ответила: «Поговорите сначала с Плотниковым, а я потом». То есть мне уже не требовалось идти к нему с просьбой, он сам ко мне обратился: «Что у вас?» – «У меня два балла», – ответил я. А Надя пояснила: «Это Плотников!» Видимо, моя фамилия уже какой-то рябью прошла, вероятно, мои рисунки, раскадровки и фотокарточки произвели определенное впечатление. Декан сказал: «Хорошо, зайдите ко мне после трех часов в кабинет». Я понял, что свет впереди забрезжил и не все потеряно. После трех пришел к нему, и он снова спросил: «Что у вас?» Понятно, у него же сотни человек. «У меня два балла». Он, как сейчас помню, взял у меня экзаменационный лист, на котором стояли дата и «неуд», и написал: «Товарищ такой-то (фамилия преподавателя), прошу разобраться с товарищем Плотниковым серьезно (слово „серьезно“ подчеркнул) еще раз…»

Я с этой резолюцией отправился к физику, он прочел и сказал: «Когда все экзамены закончатся, заходите ко мне». В указанное время мы с ним остались вдвоем в кабинете. Ни ассистентов, ни комиссии. И я ему, как на духу, рассказал о том, что я учился в художественной школе и меня завалить по физике легко. «Вы поймите, если я получу плохие оценки по следующим экзаменам… – а еще оставалась композиция и что-то другое, – я ни на что претендовать не буду, но сейчас, честно, сдать экзамен по физике я не в состоянии».

Он меня усадил и спросил: «По какому из законов Ньютона летит ракета?» А я знал, что законов Ньютона три, но какие – уже не мог ответить. Я сказал наобум: «По первому?» – «Нет». – «По второму?» – «Нет». – «По третьему?» – «Правильно». Потом он взял у меня экзаменационный лист и просто перечеркнул «неуд», ничего не добавив. Конечно, по сути осталась та же двойка, но формально с третьего раза я все же ответил…

Остальные экзамены я сдал успешно и поступил во ВГИК на операторский факультет.

Правда, после у моего преподавателя Александра Владимировича Гальперина еще долго сохранялась стойкая неприязнь к человеку в матросской форме – я ведь поступал после флота, на экзамены в форме ходил. Впрочем, он, да и многие педагоги вуза, не знал жизни, как и Никита Сергеевич Хрущев. В их представлении человек, пришедший с флота или из пехоты, – валенок, полено. А я, например, помню, что уже на собеседовании был потрясающий охват тем, и когда меня спросили, почему я собираюсь поступать на операторский факультет, я рассказал, что интерес к этой профессии зародился во мне после знакомства с древними иконами, ведь клейма, расположенные вокруг основного изображения, – это, по сути, раскадровка фильма, какой-то истории о жизни (или смерти) святого. Они были поражены – матрос им о древнерусской живописи и о клеймах говорит. А у меня же художественное образование, я до того дважды сдавал историю искусства, которую у нас вела потрясающая Алла Дмитриевна Волкова… Да и мы с Сережей в подростковом возрасте этим буквально дышали, нас не нужно было заставлять ходить в Русский музей, в Эрмитаж, в филармонию. Это была наша жизнь. И, кстати, потом, на экзамене по истории искусства, меня попросили посидеть до конца, чтобы отвечать на те вопросы, с которыми не справлялись другие…

Моя учеба

Короче говоря, я поступил, и я был, наверное, самым бедным студентом во ВГИКе, потому что всем остальным родители регулярно что-то присылали. А я полтора года не получал стипендию потому, что не сдал экзамен по немецкому языку – из-за собственной честности и цельности. Иногда я даже не знал, буду ли я сегодня что-нибудь есть. Ребята мне порой что-то покупали, но мне было стыдно сидеть у них на шее, и я постоянно испытывал жуткое чувство голода.

Не было у меня и лишней одежды. Помню, как Карим (он сейчас в Казахстане живет) давал мне на танцы ботинки, Саша Стефанович одалживал свои брюки, еще кто-то давал рубашку. Конечно, было очень тяжело.

В институте я, прямо скажем, вел себя достаточно своеобразно. Ходил с длинными волосами – то ли демонстрировал свою независимость, то ли от комплексов. Упомянутое же выше жуткое чувство голода я запомнил на всю жизнь.