Времени в обрез: ускорение жизни при цифровом капитализме

Однако, похоже, что налицо противоположный процесс. Вопреки предсказаниям Кейнса машины не избавили нас от труда. Беспрецедентная скорость компьютеризации, телекоммуникаций и транспорта, которая, как ожидалась, должна была сберечь людям много времени, парадоксальным образом сопровождается ростом чувства цейтнота. Вместо существования в мире, в котором не ощущается нехватки времени, мы как будто бы живем в условиях все большей спешки. Хотя дефицит времени самым разным образом ощущается в различных социально-экономических группах, нашей культуре присущ единый опыт темпорального обеднения. Настоящая книга как раз и была посвящена изучению этого странного факта: мы живем в ускоряющемся обществе, в котором техническое ускорение приводит не к тому, что у людей оказывается все больше времени на досуг и безделье, а к непрерывному ускорению темпа жизни.

Сейчас меня интересует, каким образом можно добыть больше времени. Мы не в состоянии буквально делать время, увеличивая число часов в сутках. Ключом к пониманию непростых и запутанных взаимоотношений между техникой и временем служит концепция темпорального суверенитета, способности самим выбирать, на что тратить свое время. Я уже указывала, что в основе некоторых позитивных определений свободы лежит дискреционный контроль над временем или независимость в плане использования времени. Такая независимость является серьезным критерием удовлетворенности жизнью и благополучия. Всевозможные сверхэффективные ИКТ, которые призваны помогать нам контролировать время, наоборот, как будто бы контролируют нас. Как и в классическом мифе о Франкенштейне, нередко приходится слышать сетования на то, что мы утратили власть над созданными нами машинами. И уже непонятно, действительно ли более быстрая жизнь, полная хитроумных штуковин, обязательно является более благополучной жизнью, если компромисс между временем и деньгами превращает едва ли не каждый час в час пик.

Несомненно, трудно отделить глубокие социальные изменения, произошедшие при нашей жизни, от тесно связанных с ними трансформаций технических систем. Однако лишь внимательное изучение тезиса об ускоряющемся обществе позволит нам определить, какие аспекты жизни и в чьих глазах ускоряются, а какие замедляются. Предложенный мной социальный подход вступает в противоречие с представлением, что за ускорением труда, ухода за детьми и досуга непосредственно стоит техника. Я показала, что наряду с техническими изменениями свой вклад в ощущение того, что мир движется быстрее, чем когда-либо прежде, вносят крупные изменения, связанные с характером труда, составом семьи, представлениями о родительских обязанностях и моделями потребления.

Таким образом, ощущение нехватки времени или измотанности не является простой функцией скорости машин. Соответственно, от него нельзя избавиться посредством цифровой диеты: недостаточно «периодически выключать электронные протезы, формирующие наш мир и нашу жизнь… выключить сотовый телефон, забыть об электронной почте, отключить автоответчик и определитель номера»[296]. В любом случае я не подписываюсь под ностальгией по более естественному, менее насыщенному техникой прошлому, вернуться к которому призывают сторонники медленного времени. Скорее, возвращаясь к Донне Харауэй, я готова воздать должное освободительному потенциалу технонауки к созданию новых смыслов и новых миров, но при этом оставаться ее главным критиком.

Конструкция наших устройств и материальной инфраструктуры нашего мира не только диктует, но и отражает общество, в котором мы живем. Она воплощает в себе господствующий инженерный подход к экономии и упорядочению времени, конкретную концепцию эффективности. Точно так же обещания и культурные образы технического будущего, населенного роботами и независимыми компьютерными программами, представляют собой проекцию ограниченных представлений о хорошем обществе. Включение в процесс технических инноваций более широкого спектра социальных реальностей и проблем — единственный способ создания новых устройств для нового времени.

Таким образом, противостояние существующей культуре времени невозможно представить вне и в отрыве от технических достижений, и наоборот. Мы осмысляем мир и действуем в нем вместе с созданными нами машинами. И хотя инструментальное время встроено в эти материальные предметы, существует сложная диалектика, посредством которой рост технической скорости может одновременно породить новые замедленные временные ландшафты.