Времени в обрез: ускорение жизни при цифровом капитализме

Такие аргументы за сокращение стимулов к труду основываются на средней продолжительности рабочего дня. Авторы хорошо осознают рост разрыва между теми, кто много работает и страдает от нехватки времени, и теми, кто почти или совсем не работает. Более того, ими движет стремлением к более справедливому распределению рабочих часов, устранению грани между теми, кто вынужден работать больше времени, чем им хотелось бы, и теми, кому достается слишком мало работы[300]. Тем не менее их главная идея остается неизменной: культура современных богатых обществ — это культура возросшей загрузки, а не возросшего досуга.

Обе книги отражают возрождение интереса к политике рабочего времени. Это было особенно поразительным для меня, так как я сама подходила к этому вопросу, используя старые левацкие аргументы в пользу общества досуга, основанного на изобилии[301]. Современная же критика беспредельного роста, напротив, вдохновляется экономическим спадом и необходимостью в экологической устойчивости. И вместо социалистического прославления труда как ключа к товариществу, солидарности и демократии авторы ставят под сомнение нашу готовность превращать свою жизнь в бесконечный труд. При этом они вспоминают идеи о досуге, выдвигавшиеся не только Кейнсом и его современником философом Бертраном Расселом в эссе «Похвала праздности» (1932), но и еще раньше — зятем Маркса Полем Лафаргом в «Праве на лень» (1883)[302]. К сожалению, как и предшествующие идеи, это представление о прогрессивной темпоральной политике как будто бы сумело породить лишь типично буржуазный идеал пригородного дома и семейной жизни.

В этих попытках выработать новое отношение к продолжительности рабочего дня отсутствует какое-либо осознание гендерной динамики, присущей нашим представлениям о времени и труде. Справедливое распределение труда должно принимать во внимание не только различные современные модели занятости среди мужчин и среди женщин, но и несправедливое распределение неоплачиваемого труда в стенах дома. Хотя вышеназванные авторы справедливо критикуют осмысление времени с точки зрения роста производительности как самоцели, у них не вызывает вопросов то, что затраты времени на выполнение оплачиваемой работы оцениваются иначе, чем затраты времени на личные домашние дела. Кейти Уикс напоминает нам, что марксистский подход недооценивал и не замечал времени, потраченного на неоплачиваемую работу по дому, уход за людьми и эмоциональный труд. Феминистский же подход к времени «должен проявлять интерес ко всему рабочему дню, например требуя, чтобы оценки времени, необходимого для выполнения общественно необходимого домашнего труда, учитывались и при оценках продолжительности рабочего дня, и в предложениях по его сокращению»[303].

Именно это сочетание оплачиваемого и неоплачиваемого труда и приводит к такому распространению дефицита времени среди работающих женщин. Как я уже указывала, главной причиной нехватки времени служит рост числа семей с двумя кормильцами, поставляющих на рынок труда больше рабочих часов, чем когда-либо прежде. В контексте повышенных ожиданий, предъявляемых родителям, особенно обремененными необходимостью учитывать взаимно противоречивые требования, связанные с работой, семейной жизнью и досугом, оказываются матери, занятые на полную ставку.

Дело здесь не только в продолжительности рабочего дня. Уход за другими и забота о них не могут быть сведены к линейному времени так, как будто они включают последовательность задач, которые в принципе могут быть поручены машинам. То, что принято называть «качественным временем», то есть времяпрепровождение с детьми, требует ритма, который не поддается ускорению. Как нельзя требовать от оркестра, чтобы он играл вдвое быстрее, чем предписывает партитура, так и характер и интенсивность времени, проведенного в обществе других людей, вносят вклад в опыт такого времяпрепровождения. Например, мы уже видели, что у женщин свободное время «менее свободно», чем у мужчин, так как женщины более склонны сочетать досуг с присмотром за детьми. То, что публично подается как дискуссия о сокращении продолжительности рабочего дня, скрывает причины сохраняющихся различий между полами в том, что касается временных ландшафтов.

Однако даже эта критика гендерной природы работы недостаточна. Попытки предложить новую оценку домашнего труда по-прежнему исходят из предполагаемой возможности провести четкую грань между публичной и частной сферами. Если в дискуссиях, посвященных политике времени, и фигурирует техника, то только в качестве внешнего фактора, покушающегося на свободное время. Тем не менее проникновение ИКТ во все аспекты нашей жизни ставит серьезный вопрос, сохраняется ли в цифровую эпоху дихотомия «работа — личное время». Этот вопрос лежит в основе проблем, которые будут рассмотрены ниже.

Грань между работой и личной жизнью