Время банкетов. Политика и символика одного поколения (1818—1848)

Лакордер, Пьер Леру, Франсуа Видаль

У этой страны много язв; но, возможно, самая страшная из них — язва экономическая, страсть к материальному благополучию, которая заставляет всех бросаться на ту скудную и хилую добычу, какую мы называем землей. Вернитесь, вернитесь к бесконечному; лишь оно одно обладает достаточным величием для человека. Ни железные дороги, ни длинные трубы паровых котлов, ни любое другое изобретение не увеличат землю ни на дюйм; будь она даже щедра, а не скупа, просторна, а не тесна, она все равно останется театром, недостойным человека. У одной лишь души достанет хлеба на всех и радости навеки. Вернитесь же к ней как можно скорее; верните Иисуса Христа бедняку, если хотите возвратить ему истинное богатство; все, что вы сделаете для бедняков без Иисуса Христа, лишь умножит их алчность, гордыню и бедствия.

В самом ли деле в последнее декабрьское воскресенье 1845 года отец Лакордер произнес с кафедры собора Парижской Богоматери именно эти слова? Или следует верить стенографам консервативной ежедневной газеты «Эпоха», которая распространила еще более резкую версию этой проповеди: «Если разделить землю между всеми, она не даст ничего никому. Пусть же большинство не обладает ничем, пусть не имеет ничего, кроме своих рук, чтобы зарабатывать ежедневное пропитание, в этом заключается для него самая великая удача»? Как бы там ни было, левые не замедлили возмутиться этими словами; 1 января следующего года «Мирная демократия», газета фурьеристов, комментировала в ужасе: «Мы не можем поверить, чтобы столь отвратительная клевета на Провидение прозвучала из уст священника». Притом священника, как известно, совсем не заурядного: Лакордер был в эту пору одной из самых видных персон во французской католической Церкви и бесспорно самым великим оратором. С тех пор как архиепископ Парижский поручил ему читать великопостные и рождественские проповеди, преобразователь доминиканского ордена во Франции воспринимался как глашатай всей Церкви и его «духовные беседы» в соборе Парижской Богоматери привлекали новую публику. Считалось, что Лакордер способствовал воскрешению церковного красноречия, и пусть даже успех его был отчасти светским, казалось, что благодаря ему католическая Церковь сможет вернуть в свое лоно правящие круги, приверженные либеральному вольтерьянству эпохи Реставрации.

Мы не знаем, что именно Лакордер сказал на самом деле. «Эпоха», несмотря на свои амбиции, такие же огромные, как и формат ее страниц, имела репутацию газеты скандальной, существующей на деньги из секретных фондов министерства, и нет ничего невозможного в предположении, что ее директор Адольф Гранье де Кассаньяк пересказал проповедь доминиканца в утрированной форме. На этом настаивали фурьеристы, опубликовавшие позже официальный вариант духовной беседы, исправленный Лакордером и напечатанный в газете «Религиозный мир», — тот, который выше процитировали мы; в нем, как нетрудно убедиться, теологическое оправдание нищенского существования пролетариата отсутствует. Журналисты-фурьеристы не стали придираться к проповеднику и предъявили упреки только конкурирующей газете. Напротив, Пьер Леру решил пойти до конца и напечатал в «Социальном обозрении» статью, полную яростных нападок на Лакордера и католическую Церковь; он обвинил их в приверженности мальтузианству, которое назвал официозной идеологией правящих классов и, следовательно, заклятым врагом новых социальных учений⁵³⁴.

Пьер Леру уже год как поселился в Буссаке (департамент Крёз), где основал нечто вроде коммуны, куда входила его семья, а также некоторые ученики и друзья. Но поскольку Леру не был утопистом, он, разумеется, не собирался ограничиться созданием чего-то вроде собственной версии фаланстера. Он получил патент типографа и собирался распространять свои идеи, с тем чтобы способствовать мирному преобразованию общества не только на местном уровне (отсюда основание газеты «Эндрский разведчик»), но и во всей стране. Для этого ему требовался печатный орган, который мог бы влиять на общественное мнение и формулировать позиции его школы в полемике с газетой Кабе «Народная», а главное, с фурьеристской «Мирной демократией». С октября 1845 года он начал выпускать «Социальное обозрение»; журнал, подготовленный, набранный и отпечатанный в Буссаке, выходил в первое воскресенье каждого месяца.