Время банкетов. Политика и символика одного поколения (1818–1848)

В эпоху Реставрации два периодически повторяющихся ритуала, королевская трапеза и церемония омовения ног, напоминали о мистической сущности монархии, какой ее видела старшая ветвь Бурбонов: Бурбоны утратили абсолютную власть, но сохранили монархию, ограниченную собственной волей монарха, который распределяет блага с Господнего соизволения. Что же касается либеральных банкетов той эпохи, они, чествуя депутатов — законных представителей нации, прославляли суверенитет этой самой нации. Нации граждан, равных со времен Революции, кто бы они ни были: дворяне или разночинцы, католики, протестанты или иудеи; нации, которая руками своих цензитарных избранников раздает гражданские короны. Либеральные избиратели не сомневаются: они представляют единодушное мнение просвещенной нации и потому для полного успеха без колебаний приглашают на свои празднества патритов, которые еще не стали избирателями по причине юного возраста или недостаточно богаты, чтобы стать избирателями, но обладают неоспоримыми достоинствами и доброй волей. Чтобы выказать волю нации, следует, естественно, умножить число банкетов во всех частях страны, но также и расширить круг сотрапезников за счет участников, которых префекты именуют «людьми без политического значения», мелких буржуа, которые тоже жаждут высказать свое мнение об общественных делах. Это — исток расширения общенационального избирательного корпуса в начале Июльской монархии, равно как и относительной демократизации местных администраций — генеральных советов департаментов и городских муниципалитетов.

После июльских событий 1830 года вопрос о суверенитете был, казалось, окончательно решен, однако процесс, начатый до Революции, не остановился. Пускай королевская трапеза полностью потеряла свой мистический подтекст, пускай она обуржуазилась вместе с монархией, тем не менее символом суверенитета, а равно и политическим идеалом страны по-прежнему остается банкет нации, свободно и по-братски собравшейся под сенью трехцветного знамени. Кого пригласить на политический банкет? Ответ крупных нотаблей-консерваторов, например Гизо, очень прост: тех, кто выбирает депутатов, избирателей, иначе говоря, людей состоятельных. Но есть риск, что таковых наберется совсем немного и они покажутся просто узкой группкой счастливчиков, подкупленных правительством; отсюда постоянный соблазн расширить круг, снизить цену подписки, дабы показать, что цензитарные избиратели, платящие двести франков прямого налога, нераздельно связаны с гражданами, которые платят сто и даже меньше франков… В этот момент теория цензитарного голосования, какой ее выдвинул и пламенно защищал Гизо, заходит в тупик: в повседневной политической реальности исходить только из избирательного ценза невозможно.

Банкету цензитарных нотаблей, довольных жизнью, банкету «нахлебников бюджета» левые — демократы или либералы — противопоставляют начиная с первой кампании за реформу избирательного права свои собственные банкеты; снижение цены подписки, которое, как известно, позволило расширить круг участников, имело также и символический смысл: чем ниже этот банкетный ценз, тем более анонимным становится приглашение на празднество, тем ближе торжество демократии. «Франция приглашает вас всех на банкет в честь Реформы!» — говорил Корменен осенью 1840 года. В пределе, как и предвидел «Лионский курьер» осенью 1832 года, доступ на банкет в честь всеобщего избирательного права должен быть открыт для всех граждан, каково бы ни было их состояние. На таком банкете, воскрешающем гражданские трапезы великой революции, когда богатые и бедные ели за одним столом, воцарится гармония между сотрапезниками. На смену политическим дебатам придет единодушие — мечта руссоистов и революционеров сорок восьмого года. Зато лишь только революционеры добились своей цели и избирательное право для мужчин сделалось всеобщим, банкет утратил большую часть своего политического смысла, ведь в нации больше не осталось париев, граждан второго сорта, которых следовало бы приобщать к гражданскому пиршеству; бонапартистские репрессии сами по себе, конечно, не смогли бы умертвить политический банкет, если бы одновременно не был официально узаконен принцип всеобщего избирательного права для мужчин, едва не отмененный партией Порядка в 1850 году.

Таким образом, политическое могущество банкета при конституционной монархии объяснялось в большой степени тем, что в нем видели метафору полиса, что он делал участников равными и требовал для них полных и абсолютных гражданских прав. Но мог ли круг участников расширяться бесконечно и в конце концов распространиться на все человечество, как мечтал Пьер Леру? После провозглашения всеобщего избирательного права для мужчин метафора, лежащая в основании банкета, наталкивается на преграды, которые, без сомнения, невозможно было преодолеть без переворота в обществе и ментальностях, между тем современники в большинстве своем не хотели даже думать о таком перевороте, поскольку он означал для них конец цивилизации, возвращение к варварству.