Время банкетов. Политика и символика одного поколения (1818–1848)

А между тем история банкетов была известна, по крайней мере в своих основных чертах, французам из поколения Гюго, которые родились при Империи или чуть раньше, достигли совершеннолетия при Реставрации, а после 1851 года в большинстве своем были вынужден отойти от политики. Но история эта никогда не была написана, и можно даже предположить, что ее намеренно предали забвению. На то, что она была известна и даже хорошо известна, указывают различные обстоятельства: вспомним, например, о том, какой славой пользовался в глазах этого поколения банкет 1 апреля 1830 года в «Бургундском винограднике». Речь, произнесенная Одилоном Барро в тот день, не забылась, ее повторяли, отсылки к ней можно расслышать как в речах, которые Эжен Сю вкладывает в уста Дюриво, он же Дюшатель, в романе «Мартен-найденыш», так и в обращении Рекюра к национальным гвардейцам департамента Сена на банкете в Сен-Дени в декабре 1847 года. «Все мы участвовали в этих празднествах», — бросает походя Ремюза, и, разумеется, они этого не забыли. Но кто эти «мы»? Либеральное поколение 1820 года, то, которое слушало лекции Гизо и основало газету «Земной шар»; к этому поколению принадлежали все основные политические деятели Июльской монархии: председатели Совета министров, министры, депутаты от оппозиции и депутаты проправительственные… Ненадолго придя к власти в начале 1849 года, они в большинстве своем состарились, пребывая в оппозиции к ненавистному режиму Второй империи, а некоторые дожили до его крушения и в первые годы Третьей республики смогли принять какое-то участие в политике. По ключевым вопросам они расходились, но в конце жизни, взявшись за сочинение мемуаров или исторических трудов, сошлись в том, что выбор между республикой и монархией большого значения не имеет; главное в другом — создать свободные представительные установления, настоящий парламентский режим. В конечном счете именно эти наследники жирондистов, объединившись, сделали возможным возникновение Третьей республики.

Они могли гордиться банкетами 1829–1830 годов, обновлением форм политического действия, в котором принимали участие как члены ассоциации «Помоги себе сам, и Небеса тебе помогут». Они не могли не гордиться всем этим, но об этом не написали. По нескольким причинам: во-первых, провинциальные банкеты, инициаторами которых они нередко выступали, представляли для них самих не более чем эпизоды борьбы за общественное мнение, которую они вели также на страницах газет или в брошюрах, призванных мобилизовать избирательный корпус. Конечно, подписчики, для которых эти собрания становились школой политической борьбы, смотрели на них иначе, но для организаторов простые участники были мелкой cошкой. Во-вторых, часть этого поколения очень скоро занялась другими делами, причем в условиях, которые их в общем удовлетворяли: даже те, кто, вослед Барро, перешел в оппозицию, далеко не сразу стали всерьез задумываться над расширением избирательного корпуса. А тем временем банкетами как орудием завладели республиканцы и очень скоро придали им характер почти бунтарский.

В 1847–1848 годах это либеральное поколение разделила глубокая трещина: меньшинство решило объединиться с радикалами в надежде демократизировать режим и тем его спасти. Но те, кто устраивал банкеты, сильно уступали в известности тем, кто, хотя и выступал против Гизо, в кампании банкетов участвовать отказались: Одилон Барро и Дювержье де Оран никогда не могли похвастать тем ореолом, какой окружал Ремюза и Токвиля, хотя безусловно лучше представляли себе реальную жизнь и эволюцию общества, имели больше вкуса к практической политике и мыслили ничуть не менее широко, с учетом европейского или по крайней мере британского опыта. Как бы там ни было, уже летом 1848 года, пережив огромный страх, все они вместе ощутили себя членами большой партии Порядка: организаторы прошлогодних банкетов, принадлежавшие к династической партии, в тот момент оказались в роли ученика чародея, а те, кто прежде не желал иметь с ними дела, теперь получили повод прославить их предусмотрительность, их верность традиционной парижской политической игре, парламентской и элитарной. Никто уже не вспоминал, что большая часть деятельности либералов в эпоху Реставрации заключалась именно в организации банкетов и что именно банкеты подготовили почву для Июльской революции; разумеется, куда престижнее было прославлять усилия, направленные на агитацию потенциальных избирателей при цензовой монархии. Было совсем некстати вспоминать о том, что либералы 1830 года совершенно легально подготовили революцию, что они составляли настоящую партию, что банкеты, которые они устраивали в департаментах, были не просто данью почтения представительному правлению, но действиями, подрывающими режим. За исключением Одилона Барро, чьи мемуары вышли уже после его смерти, никто не желал рассказывать о своем участии в банкетах. Побеждало беспамятство.