Время, бесстрашный художник…

На шумном пиру отпирую,
а после, допивши вино,
все страсти свои зашифрую,
лишь имя оставлю одно.

А может быть, даже не имя,

не полный рисунок его,
а только две буквы начальных
останутся вместо него.

Останутся инициалы

на белой странице одной,
как бедные провинциалы
в безлюдье столицы ночной.

Уснули троллейбусы в парке,

трамваи не ходят давно.
В чужом опустевшем квартале
последнее гаснет окно.

И нет ни друзей, ни знакомых,

ни дальней хотя бы родни.
И только вокзалов полночных
распахнуты двери одни.

«Пред вами жизнь моя – прочтите жизнь мою…»

Пред вами жизнь моя – прочтите жизнь мою.
Ее, как рукопись, на суд вам отдаю,

как достоверный исторический роман,

где есть местами романтический туман,

но неизменно пробивает себе путь

реалистическая соль его и суть.

Прочтите жизнь мою, прочтите жизнь мою.

Я вам на суд ее смиренно отдаю.

Я все вложил в нее, что знал и что имел.

Я так писал ее, как мог и как умел.

И стоит вам хотя б затем ее прочесть,

чтоб все грехи мои и промахи учесть,

чтоб всех оплошностей моих не повторять,

на повторенье уже время не терять, –

мне так хотелось бы, чтоб повесть ваших дней

моей была бы и правдивей, и верней!

«За рощей туман сгущался…»

За рощей туман сгущался,
все чаще дождь моросил.
Я с молодостью прощался,
прощенья у ней просил.

– Еще, – говорил, – побуду.

– Пора, – отвечала, – в путь.
О, я тебя не забуду!
О, ты меня не забудь!

Двенадцать часов пробило.

Темно за окном, черно.
– Когда это, милый, было?
– Вчера, – говорю, – давно.

Луна в облаках бродила,

шуршала у ног трава.
Ах, молодость, ты правдива!
Ах, молодость, ты права!

И тщетно взываю к чуду,

и что-то сжимает грудь…
О, я тебя не забуду!
О, ты меня не забудь!

«Мундиры, ментики, нашивки, эполеты…»

Д. Самойлову