Время бросать камни

— Это все только эскизы, — заметил Дмитрий Наркисович. — В планах вещи покрупнее, пошире. Много русских талантливых людей у нас погибает. Сила есть, хватка есть, ума не занимать, а вот нет им простора, и на каждом шагу жизнь им подножку ставит. Как же наша жизнь калечит и ломает людей! Сколько талантливого народа пропадает! Лишними людьми оказываются. Вот о чем душа болит.

Редко Дмитрий Наркисович раскрывался перед малознакомыми людьми, еще реже посвящал кого-то в свои литературные замыслы. А тут разговорился, тронутый обаянием этой молодой женщины, в которой чувствовалась тонкая душа и некая надломленность.

— Сейчас занят большой работой. Хочу у вас пожить, поработать, коли не помешаю.

— Кому же вы помешаете? — сказала Анна Протолионовна. — Вам Сергей Иванович рад будет.

Вглядываясь в Дмитрия Наркисовича виноватыми глазами, она, словно желая пояснить ему, почему оказалась на прииске, сдержанно рассказывала о себе.

— Грех нас с Сергеем Ивановичем свел на прииске «Надежный», у Ивана Васильевича Попова. Знаете его, на реке Маралке у него прииск? Работала я учительницей в селе Аятском. Ну и познакомились с Сергеем Ивановичем Шалаевым случайно… Знаю, что добром это не кончится, будут у меня слезы. Ведь у него двое взрослых детей. Но ничего поделать с собой не могу. Так и коротаем дни, стараясь в будущее не заглядывать… Он все понимает, вижу и чувствую, мучается, но тоже взять себя в руки не может… В глаза люди ничего не говорят, а между собой величают меня не иначе как сударка.

Ночью поднялся ветер, но не тот злой хрипун, каким бывает поздней осенью в преддверии зимы, а легкомысленный, играющий с зелеными еще деревьями, подставляющими ему свои упругие щиты, не пропуская далеко в глубь леса. Дмитрий Наркисович дремал, прислушиваясь, как все разгуливается ветер, с нетерпением ожидая утра, чтобы засесть за работу.

В воображении он ясно видел структуру романа, отдельные его главы, лица героев, многие фразы. Где-то между кусками еще не было окончательных связок, но он знал, что они придут. Главное, уже многое было решено, надо только все это перенести на листы бумаги.

Снова разбудил его шум дождя. Что ж, тети лучше, можно не выходить на улицу, а садиться с утра за работу.

Отправив в начале августа в Петербург в журнал «Дело» первую половину романа, Дмитрий Наркисович с тревогой ждал редакционного ответа. Что-то скажут ему? Это многое решало. Не пустой ли любезностью окажется приглашение редакции к постоянному сотрудничеству?

Но все сомнения рассеяло обнадеживающее, не заставившее себя ждать письмо от самого издателя журнала «Дело» Константина Михайловича Станюковича, автора знакомых Мамину романов о сложных и трудных судьбах лучшей части разночинно-демократической интеллигенции.

Издатель «Дела» был известен в писательских кругах, и тем вызывал симпатии, чуткостью к самым больным и острым вопросам общественной жизни, являясь ревностным поборником идейной литературы. Станюкович, как полагал Мамин, искренне писал, что «Приваловские миллионы» ему понравились. В заслугу автору он ставил оригинальность описываемой социальной среды, типичность большинства действующих лиц, выразительный язык романа.

«Первая часть мне очень понравилась и… если остальные части так же хороши и интересны, как первая, — то, разумеется, мы напечатаем Ваш роман с удовольствием», — писал Станюкович.

Письмо прибавило сил: роман нравится, его ждут.

Следовательно, окончательный срок представления романа редакции зависит от автора.

Работа шла напряженно.

Тревожная мысль художника находила зрелое воплощение в пятой — пятой! — редакции романа.

Первый его уральский роман, вскрывающий остроту социальных конфликтов времени. Новизна и свежесть романа заключались в остром обнажении сущности капиталистической действительности. С одной стороны — хищные буржуазные дельцы, рыцари чистогана, стяжатели богатств; с другой — угнетенный бесправный народ.

Сергей Привалов, наследник неправедных миллионных богатств, едет из Петербурга на Урал для осуществления своей программы облегчения жизни сорокатысячного населения Шатровских заводов и расплаты с ограбленными когда-то еще дедами башкирами.

«Земля башкирская, — говорит Привалов, — а заводы созданы крепостным трудом. Чтобы не обидеть тех и других, я должен отлично поставить заводы и тогда постепенно расплачиваться со своими историческими кредиторами».

Своим кровным делом Привалов считает также создание в деревне артели на базе крупного мучного производства — это поможет народу вырваться из кулацкой кабалы.