Время добрых дел. Рождественский рассказ

Аптекарь принёс стакан воды и песочные часы.

– Первый раз я делаю, потом повторяешь ты, – аптекарь поднёс стакан прямо к лицу Луиджи, готовясь опустить корень в него. – Смотри, без всякого обмана, всё на твоих глазах.

Внезапно старый трактирщик упал на пол со стула с изрядным грохотом. Аптекарь быстро убрал стакан с хлороформом и подменил корешок.

– Это магическая сила так действует на неподготовленного человека, – успокаивал аптекарь приходящего в себя Луиджи, который первым делом убедился, что на столе стоял стакан с водой, в котором настаивался корешок.

Старый прохвост Луиджи, как называли его в деревне, вернулся к себе в трактир, аккуратно положил остальные вещи на место, налил себе стакан воды и приготовился настаивать корешок. Он показался ему немного другим, чем был вначале, но он не придал этому значения, подумав, что он изменил цвет от воды. Его сын, молодой Луиджи пришёл на шум, посмотреть, что делает отец, но тот выгнал его за дверь и заперся на замок.

* * *

Глава 4. Время справедливости

Жозеф встретил меня суровым взглядом из-под густых седых бровей.

– Доигрался. Гляди! – он швырнул мне газету. – Что, стыдно?

Я пробежал глазами статьи и наткнулся на следующий анонс:

«В следующем номере ждите рассказ очевидца и участника событий, Шарля Д., помощника комиссара, о приключениях загадочного человека в рыбацкой деревеньке»

– У них, поди, уже всё готово, раз обещают, – продолжал Жозеф. – А ты где со своими сочинениями? Копаешься, а толку нет. Да и где тебе свинью подкладывают, в твоей же родной газете!

– Да, я знал, что он тоже пишет, но думал, что успею первым.

– А главное читай: «в рыбацкой деревеньке». Вот мы кто для них. Мне уже сейчас больно от того, что они наплетут.

– Ну что я могу сделать… – я развёл руками.

– Конечно, только отступить. Забиться в угол, а лучше сжечь всю эту напрасную писанину, – сказал Жозеф вполне серьезно, размашисто махнул рукой и кашлянул.

– То есть как отступить, как сжечь? Да вы что, не видели, сколько я исписал страниц? Я не бывал в редакции уже давным-давно, я вкалываю, как лошадь, а вы советуете сжечь? Я сейчас же пойду к этому Шарлю Д, и объясню ему… – тут я запнулся, не зная, что именно я должен ему объяснять.

– Отступить, отступить, только и остаётся, – Жозеф вздохнул и глянул в угол комнаты. Наконец, я заметил хитрую улыбку, спрятанную в его усах.

– Я понял. Вы первые посоветовали мне сдаться, чтобы я сказал, что не отступлю. Это такая тактика?

– И что, разве не сработало? – он заулыбался, уже не скрываясь.

– Мне самому нужны сведения, которые есть только у полиции, так что я иду к нему завтра же, – я попробовал изобразить решительность, хотя былой запал прошёл после шутки Жозефа.

– Завтра выйдет газета.

– Ну тогда сегодня, сейчас, – уже нехотя добавил я.

– Вот теперь дело говоришь. Только скажи ещё раз, да так, чтобы я понял, что говорю с человеком, который умеет добиваться своего, – настаивал Жозеф, который иногда, словно по старой привычке, начинал меня воспитывать. Но спорить с ним не имело смысла, так что я встал, вытянулся в струнку и отчеканил твёрдым голосом:

– Отправляюсь к помощнику комиссара за особо важными сведениями. К ужину не ждать, съем ужин на завтрак. Или на обед, смотря по обстоятельствам.

Помощник комиссара оказался славным парнем. Он родился в соседней деревне, на другой стороне залива, в пяти километрах отсюда. Но уехал в город рано, вернее его увезли родители в самом начале его романа с некой Жанетт. Ему было шесть лет, избраннице – на полгода меньше. Напоследок он выкрал для прекрасной Жанетт в чьём-то саду букет ароматных цветов, точно в цвет её платья. Но владельцы сада его выследили, и за преступлением последовало суровое наказание. Это, вероятно, определило его дальнейшую профессию.

Историей про странника он заинтересовался ещё и потому, что это было первое дело, которое он вёл сам, хотя и под ленивым присмотром комиссара. Я был настойчив, и не уходил от него даже в то время, когда приличные гости обязаны разойтись по домам. Кажется, я ему надоел, но, главное, сумел убедить его в том, что преждевременная публикация его рассказа ничего не даст читателям. Лучше, если мы объединим усилия, поскольку у меня больше собрано сведений от разных людей деревни, мой давний друг много говорил со странником, и это много ценнее, чем аккуратно собранные, но всё же краткие сведения помощника комиссара, в которых недостаёт живых эмоций. Потом мы поспорили, и решили, что тот, кто написал больше, будет публиковать своё творение, а другой – нет. Мы подсчитали страницы его рукописи, но потом у него появилась здравая мысль, что нужно считать слова, потому что разный почерк может сильно испортить точность подсчета. Глубокой ночью мы, сбиваясь и начиная заново, пересчитывали слова в его рукописи, попутно обсуждая детали. К раннему утру он был согласен отказаться от публикации и обещал, что пойдёт в редакцию и сам скажет об этом. В дальнейшем я пользовался его записями, пообещав с благодарностью сослаться на его сведения.

* * *