Затем двумя прыжками Жаме пересёк комнату и резко отдёрнул шторы с двух окон. Яркий полуденный свет впервые за долгое время ворвался в комнату, побеждая царствующие здесь сумерки. Стало видно комод, аккуратную стопку старых писем на нём, маленький портрет жены д’Альтье, кушетку, на которой доктор Дюри обычно проводил осмотр. Стены, обитые дорогой тканью и освещённые теперь солнечными лучами, готовы были ослепить человека, давно не видевшего света.
Д’Альтье ещё раз громко кашлянул и соскочил со своего кресла, запахнув халат. Он встал напротив Жаме, немного нависая над ним, так как был заметно выше ростом, и начал неожиданно громко:
– Кто вам дал право хозяйничать в моем доме, пересказывать грубую ложь, придуманную, чтобы очернить моё имя? Кто вам вообще сказал, что я строю для разжиревших бездельников и хамоватых выскочек? Вы видите мой дом, я похож на человека, склонного к показной роскоши? Кто вам это сказал, я вас спрашиваю?
Горничная со стаканом воды на подносе и другие слуги столпились у двери, становясь свидетелями невиданного ещё в этом доме скандала.
– Ваш милейший доктор Дюри. Представьте себе такой анекдот! И я сам уже видел здание. Я смотрел, какая будет отделка. Уже заказаны мраморные ванны. Уже шьют портьеры. Вы хотите в прекрасную спальню с альковом поместить дюжину бедняков? Так что мы ещё поглядим, кто кого обманывает. Вы удивлены, что толстосумы облюбовали этот берег? Здесь много солнца и хороший воздух. Да, господин, вдохните глубоко, теперь вы можете оценить его прелесть! Вы дали доктору денег на строительство. Но денег много не бывает, появился один богач, потом другой, и у всех он брал деньги, и все они диктовали свои условия, усложняя и без того сложное дело. Почему для вас это является какой-то новостью? Вы чем-то лучше них?
– Я не лучше. Но я вправе решать, на что тратятся мои деньги, – твёрдо сказал хозяин дома.
– Ах, вы не знали?
– С первого дня я хотел построить здесь лечебницу для бедняков. Я должник этого мира и я отдаю долг так, как могу. И я намерен совершить еще много полезных людям дел, построить еще не одну лечебницу, насколько хватит сил. Я многому обязан… впрочем, кому я говорю? Вы не поймёте, у вас на уме одни деньги, а от денег, я убеждён, всё зло.
– Деньги? Вы против денег? Ха-ха. Почему же вы делаете добрые дела с их помощью? – кричал Жаме. – Вы же не вышли из этого склепа и не сделали сами ни одного доброго дела, только посылали деньги, ведь так?
– Я не отчитываюсь перед вами.
– О добрых делах отчитываются не людям.
– Что вы знаете о добрых делах? Что вы знаете обо мне?
– Я знаю ровно то, что знают другие. Что в этом доме живёт рак-отшельник, скрывающий свою уязвимую натуру даже от самого себя. И его не интересует то, что делается за стенами его дома, даже то, что делается на его деньги и от его имени. Так не только доброе, так никакое дело не сделаешь! Что ж, оставайтесь здесь. Позвольте, я занавешу окна, чтобы вернуть мрак и сырость в ваш дом и умиротворение в вашу душу.
– Ждите, – коротко сказал Жаме извозчику и начал наблюдать за домом д’Альтье. Минут через десять высокая фигура в плаще появилась в дверях. Слуга с саквояжем прошёл следом.
– Как звали доктора, о котором писал тот человек? – спрашивал д’Альтье.
– Доктор Филибер Бюллан, – ответил слуга, устраивая саквояж в коляску. – Молодой доктор, я справлялся, многие о нём отзываются весьма уважительно.
– Да, точно. Пусть приедет, как только сможет. Я напишу ему.
– В лечебницу. Потом в город, – торжественно произнёс слуга кучеру. – К Дюри, потом к поверенному. А потом, господин д’Альтье куда прикажете?
– Потом домой. На этот раз домой. К жене.
Жаме, выжидавший в стороне, улыбнулся и сказал извозчику:
– Теперь трогай!
* * *
Капитан Бартез сидел у окна и уныло, исподлобья смотрел на пасмурное небо, вытянув ноги вперёд. Его подбородок касался груди и в таком печальном положении он пробыл уже не менее часа. Он, несомненно, просидел бы так до самого обеда, но ему передали письмо, которое принёс некий старый солдат. Конверт был не надписан.
– Загадка какая-то. Поглядим, – сказал капитан. В конверте на листе дорогой бумаги был написан один только адрес. Без имени и безо всяких пояснений. – Поглядим, – ещё раз пробормотал капитан Бартез и на его щеках вспыхнул легкий румянец. Он не хотел идти по этому адресу сразу, поскольку загадка всегда интереснее отгадки, но, выйдя прогуляться, он невольно пошёл по улочкам в нужном направлении. Завернув за угол, он вдруг увидел знакомый дом. Было слышно, как Лотер ссорился со своей Агатой. Послышался женский плач и тут же успокаивающий голос Лотера. А вот дом с цветами, соседний. Дом-загадка, как магнит притягивающий взгляд капитана не один день.
– Вот так штука, – сказал себе под нос капитан, когда сверил адрес. Да, ошибки быть не может. Указан именно адрес этого чудного дома. Что ж, если само провидение велит, даже настаивает твёрдым почерком на встрече… – Только о чём же говорить? Я совсем не умею говорить, – бормотал капитан, стоя в нерешительности и разглядывая бесчисленные цветы.