Время добрых дел. Рождественский рассказ

– Знал ли я здесь людей, по моему мнению, достойных этого? Кому бы жить ещё целую вечность и только добро от них и ждать? Да, знал.

Жозеф оживился.

– Кто же они, счастливцы?

– Мату, помощник пекаря и Габриэль, молодой моряк.

– Да… – протянул Жозеф тихо, отложил трубку и кашлянул в кулак. – Вот какой сюжет жизнь-то закрутит.

– Не отчаивайтесь, – сказал странник. – Их несомненно много и в городе, и в деревне. Просто про них ещё никому на земле неизвестно, на что они способны, а на что нет, готовы ли всегда и везде творить одно только добро; неизвестно о них, как поступят на самом краю, когда от твоих решений зависит жизнь – твоя ли собственная, чужая ли… Они и сами этого не знают о себе. Как не знал и Габриэль перед выходом в море, какие испытания его ждут. Той ночью я встретил Лотера и разговорился с ним. Я предупредил, что к рассвету будет буря. Я видел бури на море и на океане, я знаю, что это такое. Тибо, второй моряк, слышал это и сразу отказался. А Лотер, смелый человек, про него все так скажут, взял вместо Тибо другого моряка, Габриэля, ничего ему не сказав. Лотер был смел тогда, когда рассчитывал на себя. А когда случилась такая буря, что он ничего не мог сделать, он сник, а когда шторм ещё усилился, страх овладел его разумом. Он желал выжить. И это желание перебороло всё, что в нём было до этого.

– Страх он съедает человека. Уж я-то насмотрелся, как от первой пушечной канонады теряют разум.

– Да. И это случилось с опытным Лотером. Но молодой Габриэль был не такой. Он остался человеком и в последние минуты. Лотер в помрачении прощался уже со своей вдовой, оплакивал своих сирот, а спросил ли он, какой жизни лишался в эти минуты Габриэль? Представлял ли он слёзы Беатрис, невесты Габриэля, не думал, сколько румяных и счастливых ребятишек могло у них родиться?

Странник прошёлся по крохотной кухне и выглянул в окно.

– Впрочем, уже так поздно, что пора спать. Такая погода пришла с гор, что того и гляди пойдёт снег.

– Снег? – усмехнулся Жозеф. – Тогда будет настоящее Рождество.

– Значит, настало время думать о подарках, и не только о таких, которые можно положить в чулок у камина.

Глава 7. Рождество

Утро было ветреным и прохладным. Тучи, огромные, как небесные горы, неторопливо плыли с севера, скользили будто лебеди на пруду. Черно-синий цвет ночи сменился на сиреневый свет утренних сумерек, а кромка неба на юго-востоке окрасилась розово-оранжевыми тонами. Старый моряк Юрбен вышел из дома и остановился на возвышенности, в двадцати шагах от своей лачуги. Он вышел безо всякого повода, просто посмотреть на рассвет. Ветер трепал его куртку. Он хотел было взять трубку, но забыл и не стал возвращаться из-за такого пустяка. Одну руку он держал привычно, будто в ней действительно была дымящаяся трубка, а другой сжимал письмо от младшего сына. Он пишет, что фабрику, на которую он устроился, купил некий Бернар, и всё вскоре будет по-новому, только вот не хуже ли… Он впервые будет отмечать Рождество не дома.

* * *

Капитан Бартез собирался нанести визит Эве, поздравить её, заговорить в сотый или тысячный раз о какой-либо безделице, только чтобы ещё раз увидеть её. Он любил то, как был устроен дом Эвы. Он, привыкший к спартанским условиям, к сырым стенам казарм и безликим комнатам временных квартир, к пустоте во всех её проявлениях, всякий раз поражался тому обилию мелких предметов, несомненно, важных, которые занимали свои места на полках, столах и комодах в доме Эвы. Он был уверен, что женщина, так хорошо знающая, что такое порядок, обязательно сможет привнести разнообразие и радость в его простую и пустую как казарма холостяцкую жизнь. Глядя как заворожённый на горстки бесчисленного бисера и стекляруса, подсчитывая сотни и тысячи мелких вещиц, пуговиц, бусин, мотков ниток, пряжек, с которыми ловко управлялась Эва, он испытывал к ней такое же уважение, как к командиру дивизии, или по меньшей мере полка, способному управлять тысячами подопечных.

Мать Эвы открыла ему дверь. Она замешкалась, будто раздумывая, пускать ли капитана дальше. В глубине дома плакала Эва. Перед ней лежал свёрток, который принесли незадолго до этого. В этом свёртке были дорогие краски и кисти для Флорана, а главное – письмо-рекомендация к известному по всему побережью торговцу картинами.

– Счастливого Рождества, капитан Бартез! – мягко сказала мать Эвы.

– Может, сейчас неподходящее время? Когда же я могу зайти? – переспросил обеспокоенный капитан, услышавший сдержанный плач.

– У моей Эвы нашёлся муж. Мы сейчас поедем за ним. Приходите к обеду, мы все будем рады видеть вас. Вы стали большим другом для нашей семьи.

* * *

Пекарь Антонино, разбирая бумаги перед концом года, неожиданно заметил, что в списке получателей ренты значилось новое имя. Он надвинул очки на самый кончик носа, запрокинул голову и взял в вытянутые руки список. Щурясь, он перечитывал имя снова и снова, и не мог поверить своим глазам. Его переполняло чувство сродни благоговейному восхищению, будто он стал свидетелем чуда, непонятного, но зримого.