Время ереси (СИ)

- Ее труп все еще гниет у верескового древа. Пожалуй, я бы посмотрел на то, как ты самолично осквернишь ее останки. Вереску это тоже понравится.

Молодой Зиморожденный кивает.

- Я сделаю это для тебя, господин, - безмятежно отвечает он и уходит в сторону верескового древа, чья листва разлитой кровью алеет над присыпанными снегом пегими скалами. Хевнораак только молча провожает его взглядом.

Конарик молчит несколько долгих ударов сердца.

- Зачем ты это сделал?

- Затем, что это – настоящая любовь, - Хевнораак оборачивается к нему, и впервые на его лице видна почти звериная ярость. Мотыльки кружатся рядом; одного из них слепой жрец ловит в ладонь и крепко сжимает в кулаке, оставляя от шелкопряда лишь раздавленный хитин в пыльце и жиже. – Вот она. Вокун говорил тебе, что каждый свободен. Лжец! Даже в этом он лжет, безумное шорово отродье, о, если бы я мог, я бы заставил его сожрать его поганый язык! Думаешь, если бы каждый был свободен, этот мальчишка стоял бы и смотрел, как я развлекаюсь с его женщиной? Думаешь, он глумился бы над ее червивым трупом по одному моему слову? Он любил ее больше собственной жизни, я видел это, и одного только шепота мотыльков достаточно, чтобы всё это не значило ничего. Ни один из нас не свободен! Я стал жрецом Дибеллы, потому что эта тварь хотя бы честна, и она знает, что свобода – это ложь. Сладкая утешительная ложь старика, одурманенного собственным вонючим куревом. Взгляни вокруг: люди из одного клана все равно что братья, хочешь, я заставлю их резать друг друга и купаться в потрохах?! Хватит одного только моего слова!

Конарик отрешенно качает головой. Хевнораак зло выдыхает ругательство на каком-то из старых тамриэльских языков и отворачивается.

- Иди к вересковому древу, Конарик. Увидишь истинную суть любви.

Любовь – это средство; человек в золотой маске осознает это, бродя по лагерям кочевников в горах Друадах. Вместе с кочевниками он спускается в южные предгорья к орочьим крепостям и наблюдает, как резня приобретает привкус хмельного безумия.

Ядовитый дурман, шепот шелкопрядов, ключ к человеческой воле. Это метод власти, не знающий себе равных. И он…

Милосерден?

Поскольку каждый из тех, окутанных шелковыми нитями, бесконечно счастлив и пьян от любви.

Хевнораак плюет Конарику под ноги, когда слышит об этом.

- Это ты называешь милосердием? Песьи потроха, какая разница, счастливы мы или нет? Ничто из этого не имеет значения, поскольку это ложь, это просто еще одна ложь! Я читал Свитки. Это можно проделать, если разбираешься в том, что лепечут мотыльки. И знаешь, что я понял? – он безумно смеется и наклоняется чуть ближе. – Ничто не имеет значения вообще.

- Мы пишем Свитки или Свитки пишут нас? Они не зафиксированы, - возражает Конарик. Любовник Дибеллы качает головой.

- Ты глупец. Будь так, от Свитков не было бы никакого толку в предсказаниях, а толк есть. В них просто почти невозможно разобраться, если ты не джилла. Но даже так… даже глядя на крохотный осколок бесконечно малой части истинных знаний Свитка… можно понять одну простую вещь.

И теперь он наконец понимает – тоже.

Мотыльки шепчутся рядом, сияют разбитым строем строк и символов.

- Шор обманул всех.

Хевнораак кивает.

- Точно. Арена – это козлом драный фарс одного кукловода. Быть богом не лучше, только меньше лжи вокруг и сидишь повыше. Всё сущее – это просто… обман. Свобода? Ха! Каждый твой шаг записан в Свитках еще до того, как ты сделал его. Мы заперты в этом проклятом месте, обречены лгать сами себе, и некоторые из нас прокляты стократ хуже, потому что мы видим истину. Бал дери ее в зад.

- Неплохая причина создать собственного бога, который дает на все вопросы ответ «да пошло оно всё», - замечает Конарик. Хевнораак не понимает его слов, но это не столь важно. - Но ты так тщательно бережешь свою жизнь, Любовник… твоя маска не придает силы внушенной любви, не меняет твой облик, но тебе не страшны хвори и отравы – ты боишься предательства вопреки всей твоей армии шелкопрядов. Отчаянней других ты пытался вернуться в мир живых, когда твою могилу сторожил Валдар. Зачем?

- А отсюда нет выхода, - сказал Хевнораак спокойно и просто. – Сдохнешь – покрутишься в мясорубке Снорукава и начнешь сначала, забыв обо всём, только Свитки могут в следующий раз выдать роль похуже. Станешь богом – лишишься даже той сладкой лжи, которая не дает смертным сойти с ума даже после прочтения Свитков. Я жрец расчетливой шлюхи, Конарик, разве что я честен с самим собой.

Вот отчего Хевнорааку не нравится эта затея с Концом Времени. Он Любовник Дибеллы, самой его сути отвратительно завершение жизни, он слуга Начала. И он вовсе не уверен, что новое Начало Времени будет лучше.

Конарик думает уходить прочь от лагерей кочевников; Любовник научил его всему, чему должен был научить. И всё же почему-то остаётся. Что-то тревожит его серебряной щепкой под ребрами, не позволяет тону Дибеллы звучать ясно и чисто.

Что-то, о чем они умолчали друг с другом.