Время говорить

До вечера все шло мирно: Хая и ее дочери зажгли субботние свечи (мне и Майке тоже предложили, но Майка отказалась от имени нас обеих, хотя я не успела понять, хочу или нет), потом Гершон и сыновья пошли в синагогу, а папа остался помогать Хае на кухне, хотя его помощь, конечно же, вежливо отклонили. Потом мы сели за стол, Гершон прочел благословение на вино и на хлеб, и мы ели яичный салат, салат из баклажанов, фаршированную рыбу, накладывая на тарелку всё новые куски домашней халы, и бульон с кнейдлах[92], и курицу в медово-соевом соусе. Папа нахваливал еду, Гершон сиял от гордости за Хаю, Галя смотрела то на одного, то на другого сына, и время от времени мужчины пели субботние песни – словом, благодать.

Потом Шейна собрала со стола грязную посуду и вынесла десерт: торт-медовик с мороженым – всё, разумеется, парве[93]. И тут десятилетний Элиэзер спросил:

– Мишель, а у тебя уже есть жених?

За столом как раз никто не разговаривал, все были заняты тортом, и вопрос прозвучал неожиданно громко, на всю комнату. Гершон увидел, что меня передернуло, и осадил сына:

– Оставь Мишель в покое!

– Нет, Гершон, все нормально, – запротестовала я и обратилась к Элиэзеру: – Я слишком молодая для замужества…

– А сколько тебе лет?

– Шестнадцать.

– Не так уж мало, – деловито сказал Элиэзер, поправив съехавшие на нос очки. – Еще пару лет, и можно играть свадьбу…

Папа, Галя и мы с Майкой засмеялись, чем поощрили Элиэзера, и он продолжил:

– А ты, тетя Майка? У тебя все еще нет жениха? Тебе-то давно пора.

Майка перестала смеяться. А Галя закатила глаза и процедила:

– Нет у нее жениха и вряд ли будет…

И тут Майка прищурила глаза и с вызовом, выстреливая каждым словом, заявила:

– А вот и ошибаешься, мама, у меня есть жених.

У Гали глаза на лоб полезли.

– Жених или?.. – недоверчиво спросила она.

– Жених. И дата свадьбы есть – 15 июня.

– И ты только сейчас сообщаешь?!

– Вот ждала, пока вся семья будет в сборе.

Все кинулись Майку поздравлять, Гершон прослезился, папа обнял ее, и только Галя выглядела недовольной, как будто чувствовала какой-то подвох.

– А кто он? Что он делает? – спросила она недоверчиво.

– Его зовут Рафаэль, ему тридцать пять, он врач – прямо твоя мечта, мама. А еще он в сборной Израиля по плаванию – круто плавает.

– А почему он с тобой не приехал? – спросила Галя. – Могла заодно привезти его, познакомить с семьей…

– Я про это думала, – Майка пожала плечами, – но, во-первых, хотела сперва вас подготовить…

– В каком смысле? – Можно было бы сказать, что Галя напряглась, но она и не расслаблялась…

– …а во-вторых, машина Рафаэля в ремонте, а моя слишком маленькая, его кресло не влезает в багажник.

Пауза длилась так долго, что вечерний горный воздух полупрозрачного синего цвета загустел. Наконец Галя спросила сиплым, сдавленным голосом:

– Инвалидное кресло? Он инвалид?

– Он не инвалид, мама. Просто он не ходит.

– А эта сборная по плаванию, значит, сборная для инвалидов?

– Мам, я же только что… для людей с ограниченными возможностями, да. Какая разница?

– По-твоему, нет разницы? – Бабушка Галя прищурилась.

– Нет. По-моему, ее нет.

– А как он стал инвалидом?

– Перестань говорить это слово! Все бы были такими инвалидами, как он!

– Хорошо. Как он стал «неходячим»?

– Он таким родился.

– И ты рискуешь завести от такого детей? Это же генетическое!

– Мама, надо же, какие слова ты знаешь! К твоему сведению, у Рафаэля два здоровых ходячих брата…

– Но они тебе, конечно, неинтересны, тебе нужен кто-то с отклонениями!

– Мам, ты же его не видела, он красавец, накачанный, вот с такими мускулами (Майка продемонстрировала, изобразив моряка Попая из старых американских мультиков)…

– И неходячий…

Судя по выражению Майкиного лица, она собиралась сказать что-то очень резкое, но папа вклинился:

– Я уверен, что ты сделала достойный выбор, Майя, очень рад за тебя!

– Главное, что в сердце и что в голове, – поддержал его Гершон.

– Надеюсь, ты не ожидаешь услышать от меня то же самое, – хмыкнула Галя. И еле слышно, но отчетливо добавила: – Нагулялась! (Только она сказала не совсем это слово, а очень грубый эквивалент, по-русски, так что даже папа покраснел, а Гершон укоризненно сказал: «Мама!») Что такое, Гершончик, что ты взволновался? Твои дети все равно ни хрена по-русски не понимают. – Галя явно вышла на тропу войны.

– Да, я многих имела! – Майка тоже перешла на русский, только ломаный, с чудовищным ивритским акцентом. – Что правда, то правда, но мужик – только Рафаэль. То, что член стоит, еще не означает, что мужик. Этого не хватит. Из моих парней никто мужиком не был. Ни один. Они все – мне не надо! А Рафаэль – мужик. Ходит, не ходит, да какая разница?!

– Что ты имеешь в виду под словом «мужик»? – язвительно спросила Галя. – Бьет тебя, что ли?