Время Культуры

Помните? Физик-теоретик в блестящем исполнении Валентина Никулина произносит тост — и лишь коснется своей родной физики, как следует негромкая реплика соседа по столу: «Не надо, не надо говорить». Оказывается, это гэбешник ему запрещает, а я, по наивности, думала, что приятель, опасающийся многословия…

Лев Дуров

Итак, Дуров выступил в роли незаметного работника доблестных органов, в 1960-х вызывающего у людей реакцию неприятия и отторжения. Таких ролей актер переиграет много — в кино и в театре.

Именно ему довелось сыграть злодея из злодеев Яго в эфросовском «Отелло» на Малой Бронной.

А с ролью одного из кинозлодеев, провокатора из «Семнадцати мгновений весны» (1973), был связан эпизод, который нельзя пропустить.

Из-за необходимости сниматься в Германии, артист должен был получить иностранный паспорт и, следовательно, пройти Парткомиссию.

Первый же вопрос его ошеломил: попросили описать советский флаг. В отместку за недоверие Дуров стал описывать Веселый Роджер, пиратский флаг со скрещенными костями на черном фоне. Последовал новый вопрос встревоженной комиссии: назвать столицы республик. Тут уж Дуров дал волю темпераменту — перечислил все уездные российские города: Тверь, Воронеж, Керчь…

Комиссия в волнении попросила артиста назвать членов Политбюро (КПСС). И Дуров, чья смелость намного превышала смелость его театральных героев, Сганареля и Бутона, ответил, что не состоит в партии и не обязан знать членов Политбюро.

Случилось сие в промежутке 1969–1972, времена были вегетарианские, актера не посадили, не уволили, только занесли в черный список и не дали загранпаспорт. Вячеславу Тихонову пришлось стрелять в провокатора под Москвой. Актер сам делает вывод из рассказанного: «Когда говорят о возвращении (прошлого), хватит только этого».

А чего стоят его Одностишия, сейчас особенно актуальные: «Война — добыча цинка возрастает» или на ту же тему: «Я вскинул автомат, а он — быстрее».

Лев Дуров — Бутон

Лев Константинович рассказывает в картине об Эфросе, с которым проработал 27 лет в трех театрах — Детском, Лейкоме, На Малой Бронной. Анатолий Васильевич неизменно брал с собой «своего актера»

Льва Дурова в числе той десятки, которая уходила вместе с ним.

В рассказе артиста соседствуют восхищение и горечь, много горечи: «Я актерскую жизнь доживаю без него. Он гений, это даже не объяснить. Он был Пушкин в режиссуре. Говорят, ученики предали. Я правду знаю, но не скажу…».

И не говорит, а я его слушаю — и думаю, что, возможно, Эфросу, как и Пушкину, не хватило воздуха, нечем было дышать в той ситуации тупика и недостатка кислорода, в которую он был загнан. Судьбой ли? обстоятельствами? умелыми манипуляторами-политиками?

Вот еще немного из рассказа Льва Константиновича о режиссере: «Эфрос ставил только художественные задачи».

Кстати, о том же говорил и Юрий Любимов: «(Он) считал, что его микромир спасет его от всего дурного. Ля говорил, что это в любую минуту разрушится». И Дуров иллюстрирует, как оно разрушалось. Вот Чехов. «Три сестры». Классика. Спектакль был закрыт.

Вот «Ромео и Джульетта». Спектакль сдавали приемной комиссии семь раз. Требовали убрать реплику Броневого, где у Шекспира (в переводе) проскользнуло — «разлив рек в апреле». Ну, я вам скажу, до подобного и царская цензура, убиравшая слово «небесная» в описании красавиц, не дотягивает…

Дуров продолжает: «Эфрос на моих глазах сходил с ума». И вдруг посреди рассказа показывают отрывок из эфрософского телефильма «Всего несколько слов в честь господина де Мольера» (1973). Самый конец: слуга Бутон просит господина «не доигрывать спектакля». И я понимаю, что и Мольер — Юрий Любимов, и Бутон — Лев Дуров играют гениально, и я просто не могу не найти этот спектакль и не посмотреть его целиком, тем более, что в свое время я его пропустила.

Мне хочется, чтобы все читающие мою колонку нашли время и посмотрели этот шедевр Анатолия Эфроса. Столько в этот спектакль вложено выстраданного, такой он личный, что не может не обжечь.

В титрах сказано: «По мотивам произведений М. Булгакова и пьесе Ж.-Б. Мольера «Дон Жуан».

Ольга Яковлева — Донья Эльвира

Анатолий Васильевич сработал пьесу на диво — он взял потрясающие начало и конец из романа Булгакова «Жизнь господина де Мольера» (1933); написанный для серии ЖЗЛ, но не принятый к печати ввиду «немарксистской позиции» автора.

Роман издан через 30 лет в той же серии. Текст начала и конца гениально читает еще один «эфросовский актер» — Лев Круглый. Дальше спектакль следует за текстом пьесы Булгакова «Кабала святош» (1929). Пьеса Булгакова была принята к постановке МХАТом — но запрещена Главреперткомом.

Ольга Яковлева — Арманда

Премьера ее все же состоялась в 1936 году, однако после семи спектаклей; пьесу сняли, так как в «Правде» появилась разгромная статья. О бедный; бедный Булгаков; о бедный бедный Эфрос и о бедный бедный Жан-Батист Мольер; тоже хлебнувший на недолгом веку (51 год) всякого — и королевской милости; и опалы, похороненный за церковной оградой; так что могила его затерялась…