Читаем Время Культуры полностью

Время Культуры

Эфрос очень тщательно просеивает текст булгаковской пьесы; оставляет самое важное; а еще вкрапляет в действие сцены из мольеровского «Дон Жуана». Для чего?

Задач здесь; как кажется, несколько. Показать мольеровский театр в его самом крамольном и безбожном варианте, ведь недаром король-Солнце именно из-за «Дон Жуана» и «Тартюфа», двух самых социально острых мольеровский вещей, лишил автора своей милости.

И во-вторых, — конечно же, перекличка любовной темы.

Ширвиндт — Дон Жуан

Дон Жуан бросает жену донью Эльвиру (великолепная, трагическая Ольга Яковлева), которая его проклинает.

Мольер бросает свою многолетнюю подругу Мадлену Бежар ради молоденькой Арманды, ее сестры (на самом деле, дочери Мадлены и его, Мольера).

Насколько тема была жгучей для самого Анатолия Эфроса, говорить не буду.

Арманду гениально играет все та же Ольга Яковлева, роль Мадлены прекрасно ведет актриса Ирина Кириченко. «Прежняя любовь» в постановке Эфроса совсем не старуха — молодая привлекательная женщина, но нет в ней тех чар, какими наделяет свою Арманду волшебница Ольга Яковлева.

Вообще в этом спектакле все актеры — на пике своих возможностей. Юрий Любимов. Он играет две роли — Мольера и слугу Дон Жуана — Сганареля.

На роль Мольера Эфрос взял Любимова. Поневоле призадумаешься, почему именно его режиссер поставил играть в сущности своего двойника, персонажа ему безумно близкого. В свете того, что случится через одиннадцать лет, есть в этом какая-то символика…

В обеих ролях Любимов слегка за-заикается. Мольер у него прост, добр, очень беззащитен перед жизнью и силами зла. Точно таким был Эфрос. Долго я думала, почему роль Сганареля Анатолий Васильевич поручил все тому же Юрию Любимову. В спектакле в театре на Малой Бронной слугу Дон Жуана в пьесе Мольера исполняет — и тоже гениально — Лев Дуров. И вот к чему я пришла. Мольер и Сганарель на удивление похожи. Им обоим приходится служить господину, который не очень-то их устраивает, от бунта их удерживает только страх, но втайне, про себя, когда их не слышат, они выплескивают то, что думают — как о Людовике XVI, так и о Дон Жуане.

Лев Круглый — Регистр

Мольер на одре болезни кричит: «Тиран», а Сганарель называет своего господина «Сарданапалом, чудовищем, собакой, дьяволом и турком».

Кстати, о Дон Жуане. Это, как мне кажется, лучшая театральная роль Александра Ширвиндта.

У него в телефильме удивительный взгляд — беспощадный, страшный, пронзающий насквозь. Ширвиндт сыграл красавца-безбожника, лицемера, но и человека редкой смелости, не убоявшегося пригласить на ужин статую убитого им командора, а потом пожать ее каменную руку. Здесь сходство с пушкинским «Каменным гостем» несомненно. Я специально посмотрела еще раз этот текст — один к одному. Значит, не только Мольер «брал свое добро там, где его находил».

Не могу не отметить еще одну работу — Гафта в роли Одноглазого.

Этот маркиз, с диким остановившимся взглядом грифона, высматривающий одним глазом поживу везде, где ее чует, способный — подкупленный врагом Мольера-архиепископом — обнажить шпагу против больного умирающего драматурга, типаж потрясающий! Как закономерно, что после смерти Дон Жуана, его слуга Сганарель может выговорить только одно: жалованье, жалованье, жалованье. А Одноглазый, поняв, что Мольер умер на сцене, а не от его шпаги, кричит: «Деньги обратно!». Как закономерно, что именно Одноглазый приносит Мольеру в период королевских милостей дар Людовика — 30 су за билет и мешок с 5 тысячами лир за посвященное ему стихотворение.

Короли платят не за талант и труд, а за лесть и славословие.

Мольер-Любимов разделил эти деньги так: 500 лир — ему, остальное труппе. Ля в этот момент подумала, что реальный режиссер Любимов столкнулся с труппой на денежной почве: актеры Таганки возроптали, что им чего-то недодали. В свое время Эфрос был вынужден уйти из родного театра на Малой Бронной из-за конфликта с труппой, идти ему было некуда — и потому случилось то, что случилось, он оказался во враждебной ему Таганке. Но ведь и Любимов в конце жизни вынужден был покинуть родной театр, и по сходной причине. Оба режиссера в конце жизни оказались в положении шекспировского Короля Лира, выгнанного собственными дочерьми.

А Мольер? Его судьба трагична. Могила затеряна, рукописи и письма сгинули. Но вот она — финальная нота телефильма. Актеры выстраиваются в ряд, снимают парики и грим, а Регистр — Лев Круглый, начинавший спектакль, произносит от лица Булгакова-Эфроса последнюю фразу: «И я, которому никогда не суждено его увидеть, посылаю ему свой прощальный привет».