Время Культуры

Пушкин делает героем своей драмы «преемника» Грозного, Бориса Годунова, чья сестра была замужем за бессильным и безвольным сыном Грозного, царем Феодором. Бывший фактическим правителем при жизни Феодора, после его кончины Годунов был «избран» царем. Ситуация для тех времен небывалая, вызывающая ропот у знатных боярских родов. Царем стал «вчерашний раб, татарин, зять Малюты» (имеется в виду Малюта Скуратов, чье имя стало нарицательным для палача).

По Пушкину, в отличие от изверга Грозного, Годунов избегает казней. Он предпочитает ссылать провинившихся в Сибирь, сажать в тюрьму или отправлять в монастырь… По словам пушкинского предка, одного из персонажей трагедии Афанасия Пушкина, «Нас каждый день опала ожидает/ Тюрьма, Сибирь, клобук иль кандалы…/ Знатнейшие меж нами роды — где? Заточены, замучены, в изгнанье…».

Любопытно, что историки, в частности Лев Гумилев, подтверждают эту характеристику эпохи, взятую из пушкинской трагедии. Гумилев говорит, что государство при царе Борисе было «полицейским».

Вот еще один штрих из пьесы: не успел Афанасий Пушкин рассказать Василию Шуйскому о прибывшем к нему гонце из Польши с известием о появлении Самозванца, как к Годунову являются доносчики — слуга князя Василия и дворецкий Пушкина. Они спешат «доложить по инстанции» о прибытии гонца и о ночном разговоре своих хозяев. Да, привычка доносительства глубоко укоренилась и не Сталиным только привита…

А следом за слугами во дворец Годунова, прямо с утречка, спешит князь Шуйский. Хитрец и дипломат, он уже просчитал все ходы и считает необходимым «упредить» обвинения.

Политика и политики… во все времена они очень похожи…

Дмитрий Самозванец

Но нужно остановиться и пояснить читателям, в чем, на мой взгляд, основная интрига «Бориса Годунова». Как я понимаю, главная интрига пьесы крутится вокруг двух взаимоисключающих событий.

Первое: Борис Годунов, в целях сохранения своей власти, вероятно, организовал убийство царевича Дмитрия, младшего сына Грозного от последней жены, Марии Нагой, отосланной с ребенком в Углич.

И второе: в Польше объявился некий Самозванец, называющий себя царевичем Дмитрием, который-де чудесным образом спасся от рук подосланных к нему убийц.

С одной стороны, сам Годунов и часть приближенных к нему бояр, таких, как Шуйский, знают, что царевич убит и кто в этой смерти повинен.

С другой — главным врагом Годунова становится «пустое имя, звук», само звучание ДМИТРИИ, напоминающее о преступлении, вызывающее муки совести и мысли о неизбежном воздаянии… «Ужели тень сорвет с меня порфиру?»-ужасается и словно нагадывает себе будущее царь Борис.

Потрясающая коллизия! Потрясающая еще и потому, что Пушкин говорит не о бездушном злодее, а о человеке, в котором живет совесть. Царь Борис получился фигурой полнокровной: чадолюбив, обожает дочь — голубку Ксению, поощряет в сыне тягу к знаниям, воспитывает в нем будущего государя…

Да и Самозванец писан не одной краской — честолюбец, авантюрист, решительный, но и умный. Ему жаль павшего коня, он испытывает муки совести, когда приводит на Русь врагов. Но оба — и Борис, и Самозванец — не уйдут от суда «мирского» и «божьего».

Суд над Лжедмитрием и грядущее его падение красноречиво показаны Пушкиным в последней сцене трагедии, когда «народ безмолвствует». Не могут люди, в чьем присутствии только что были умерщвлены жена и малолетний сын Годунова, крикнуть: «Да здравствует царь Дмитрий Иванович!» Призадумайтесь однако: не слышны ли в этом убийстве отрока Федора Годунова отголоски того, давнего, убийства отрока Дмитрия? Не тянется ли по истории кровавая цепочка зла, не пресекшаяся и в наши времена?

В пушкинской трагедии, как мне кажется, именно мораль становится критерием стабильности и прочности власти.

Вс. Мейерхольд в роли Василия Шуйского (справа)

Вообще вся трагедия — произведение драматурга-новатора, недаром все годы ее существования шел разговор об ее «несценичности», о том, что это пьеса для чтения…

Смешной и глупый отзыв дал на нее царь, поверивший своему рецензенту и посоветовавший Пушкину переделать драму «в роман, в духе Вальтера Скотта». Дико это читать. Это именно драма, только предельно сгущенная, в ней — обратите внимания — нет никаких описаний перед сценами. Как оформить каждую — дело постановщика, сколько лет персонажам — пусть об этом говорят зрителю актеры, в них перевоплотившиеся.

Пушкин ничего не разжевывает и не поясняет. Вот положим, сцена с Патриархом. Тот перед всей Думой успокаивает царя, рассказывая длинную историю о том, какие чудеса исцеления происходят на могиле Дмитрия.

По ходу рассказа в Думе происходит «общее смущение», а Борис «несколько раз отирает лицо платком» (ремарки Пушкина!). Что такое? Да ведь Патриарх предлагает выставить «святые мощи» младенца в Кремле, в Архангельском соборе.