Время Культуры

Знание крестьянской жизни у обоих очень «вещественное».

Они точно называют мужской и женский крестьянский наряд, точно его описывают. Открываю «Антоновские яблоки» — тут и «замашная рубаха»; и «портки» и «несокрушимые сапоги с подковками».

А уж как Бунин описывает крестьянское угощенье! Вот он обедает в людской с работниками — «горячими картошками и черным хлебом с крупной сырой солью…»

Вспоминаю; что; когда мы с сестрой; девочками; вместе с детским хором были в Париже; старые русские эмигранты с любопытством нас спрашивали; едят ли у нас по-прежнему черный хлеб и гречневую кашу. Сейчас думаю; что лучше той еды из детства; когда в воскресенье варилась картошка; и все ели ее с черным хлебом и солью или с селедкой — и нет ничего.

У Бунина в том же рассказе есть и более плотное угощение — он представляет; как его со здоровой и красивой женой-крестьянкой будет потчевать «бородатый тесть» — «с горячей бараниной на деревянных тарелках и с ситниками; с сотовым медом и брагой».

Чуть ниже, в тех же «Антоновских яблоках» рассказано про угощенье у тетушки, тут и «дули»; и яблоки разных сортов; и обед «с насквозь розовой вареной ветчиной с горошком; вареной курицей; индейкой…» Любил Иван Алексеевич здоровую русскую трапезу.

Вот и в фильме Наталья Иванова рассказывает; что в досье; собираемом на Бунина бдительными органами; отмечалось; что Бунин-эмигрант «знает толк в еде и вине».

Помню; как поразили меня воспоминания Ирины Одоевцовой; где Бунин в годы войны; уже растративший и раздавший всю свою Нобелевку, блуждал по даче в Грассе в поисках куска ветчины… с громким негодованием; констатировал отсутствие «нормальной» пищи.

В этом месте мне хочется привести портрет Ивана Алексеевича, тоже меня поразивший. Принадлежит он дочери Марины Цветаевой, Ариадне Эфрон, встретившей любимого ею Ивана Алексеевича незадолго до отъезда в Россию.

Бунин, кстати говоря, насчет родины не обольщался, в отличие от многих соотечественников-эмигрантов. Нагадал Ариадне арест и стриженую голову в «стране большевиков».

Тогда она ему не поверила.

А когда все это уже с ней случилось и даже осталось позади, написала в письме к Анне Саакянц о Бунине так: «Глаза были светлые, белесые, пронзительные, недобрые — глаза-ланцеты. Сам был сух, жилист, большенос, с брезгливым ртом и красивыми, сильными, подвижными и крепкими руками. Зол, заносчив, высокомерен, влюбчив, ненавистлив и умен с головы до пят. Выпивши — добрел — выпить любил» (письмо 1961 г.)

Такая характеристика, скажу я, сильно отличается не только от словесного портрета, данного Паустовским в его бунинском «некрологе» (1953), названном Ариадной «манной кашей», но и от всех фотографических карточек и художественных изображений, где Иван Алексеевич — дэнди, красавец, холеный и аристократичный бонвиван.

Зоркая глазами и душой Ариадна увидела другого Бунина, скорее всего, настоящего.

На церемонии вручения Нобелевской премии. Слева от Бунина Вера Муромцева, за ней — Галина

И тут меня посещает мысль о том, что Бунин и в писаниях своих разный и пишет о разном. Ведь был он путешественником, скитальцем, где только не побывал со своей верной Верой Муромцевой. Вот тоже феномен. Девица из хорошего дворянско-профессорского дома решается на гражданский брак с малоизвестным и малоустроенным писателем — «перекати поле», к тому же еще не разведенным, — и отправляется с ним в дальнее морское путешествие в Святую землю. Конечно, это уже не тургеневские времена, было сие в 1907 году, и все же смелости и решительности этой девушки можно подивиться.

Леонид Зуров

Свадьба их состоялась только через 15 лет, а ДО ТОГО сколько стран Востока и Запада они посетили, сколько гостиниц перевидали, сколько, я думаю, было у них поводов для ссор и расставания. А вот не расстались. Не расстались даже тогда, когда Бунин на виду у всей эмиграции завел роман с молодой писательницей Галиной Кузнецовой. Жена была слепа? глупа? А, может, это любовь такая? Такая, что готова простить и понять даже измену. Наталья Иванова показывает фотографию: Бунин в 1933 году в Стокгольме, на церемонии присуждения Нобелевской премии. Рядом две женщины — пожилая, Вера, и молодая, Галина Кузнецова.

Слышала от Валентины Синкевич, что Галину «из приличия» выдавали в Швеции за племянницу Бунина. Иногда говорят, что Вера Муромцева «отплатила» Бунину своим романом с литератором Леонидом Зуровым. Но, как кажется, не было там никакого романа, Вера Николаевна опекала его, годящегося ей в сыновья, чисто по-матерински.