Время нашей беды

Большим упрощением ситуации является предположение, что во всем виноваты только татарские элиты, возжелавшие стать президентами, министрами, тусоваться в ООН, в ОБСЕ, быть послами в Вашингтоне, Лондоне, Париже (и естественно, вся эта роскошь за счет налогов, что взимают с народа). Не все так просто. Не знаю, как и почему так происходит, но народы, что украинский, что татарский, что какой еще, находясь в составе единого государства, начинают чувствовать себя какими‑то уязвленными. Вдруг понятие «старший брат» становится унизительным. И начинает хотеться создать что‑то маленькое, но свое, где уже мы будем старшими братьями. И начинается… флаг… собственная история… таможня… День независимости. Появляется какое‑то коллективное воодушевление, что, мол, вот отделимся и станем жить лучше. И упаси бог попытаться обломать этот общенародный кайф… а по‑другому его и просто не назовешь. Именно общенародный кайф, приход, как у наркомана. И если ты вдруг появишься и напомнишь, что со всех сторон – Россия, и что такая мощная промышленность, какая есть в Татарстане, нужна только по‑настоящему огромной стране, и что пол‑республики русских и с ними как‑то потом придется уживаться, и что на содержание многочисленных органов власти надо будет отстегивать немалые деньги… упаси бог в момент общенародного воодушевления встать и сказать все это. Тебя и заклюют, и заплюют, и забьют. Это все мы уже проходили… право же, не стоит забывать. Девяностый и девяносто первый год, громадная страна – и полумиллионные митинги в Москве. Полумиллионные! И это по самой скромной оценке. Целые площади, забитые людьми, – и попробуй только слово против скажи. И это ведь в Москве – не в Киеве, не в Алма‑Ате, не в Ташкенте, не в Минске – в Москве! Самые крупные и многочисленные митинги были в Москве. Нигде, кроме Прибалтики, общественно значимые силы не боролись за выход из СССР, во всех других республиках это были маргиналы. И именно в Москве прорывалось наружу то самое истерическое воодушевление, та самая инфантильная надежда на лучшее, на то, что через год‑два будет лучше, что Запад поможет. И немногочисленные голоса тех, кто призывал остановиться и подумать, тонули в этом гвалте. Их называли красно‑коричневыми, врагами перестройки, врагами демократии, агрессивно‑послушным большинством. И травили, не давали слова сказать – до тех пор, пока не развалили страну.

Думаете, здесь по‑другому будет?

Да как же…

«Таможня» на границе представляла собой почти что бутафорию. Заняли пост ГИБДД, который за несколько лет до этого освободили, чтобы «взятки не брали». Одна очередь была общей, по второй наш водитель прошел в «зеленый коридор» вместе с фурами, лихо притормозил у строительной бытовки, над которой развевался красно‑зеленый татарский флаг. Водила нырнул в будку, появился минуты через три. Рванули – шлагбаум открылся сразу…

Вот и вся таможня.

Это на самом деле кусок. И кусок конкретный. Тот, кто поставил этот шлагбаум и эту будку, – встроился в цепочку. Деньги идут по цепочке, понимаете? От конечного покупателя – и выше, выше. На каждом этапе кто‑то откусывает кусочек. Производитель, конечно, заинтересован в том, чтобы этих кусочков было как можно меньше, потому что каждый кусочек – это им недополученные деньги. Потому рыночная экономика и эффективна – есть конкретный, деньгами заинтересованный в ее эффективности субъект.

И весь нормальный мир как раз сокращает цепочки, уменьшает число посредников. Помните, кстати, в перестройку и после – сколько всяких посредников вдруг появилось – как прыщи на пятой точке вскочили… простите.

А вот у нас по‑другому. Это в Европе снимают таможни и создают единые шенгенские зоны – а у нас их ставят. И вот эти вот самостийники включились в цепочку, претендуют на свой кусочек, и не объедешь их иначе как по полю. Наверное, объезд по полям есть уже. А потом – как с Украиной – поставят стену, и объезда не будет. И будут претендовать уже не на кусочек, а на кусок, потому что не обойти их и не объехать. И этот кусок пойдет наверх, уменьшаясь в размерах, откусит от него каждый, от лейтенантика – начальника таможенного поста и до генерала с большими погонами. И начнут таможенные лейтенантики строить трехэтажные коттеджи, как в Украине.

А все потому, что догадались трассу перекрыть и поставить шлагбаум.

А кто в результате всего этого проиграет? Да мы же и проиграем…

На въезде в Уральск тоже был большой, раньше покинутый гаишниками пост, а теперь – милиция там была. Кстати, Уральск расположен на самой границе Татарстана, до Агрыза, стратегически важной станции, таксисты гоняют, доставляя «за три счетчика» тех из пассажиров, которые в Уральске на поезд опоздали. Так что Уральск от этой самостийности все равно в стороне не останется. В свое время в Уральске на горе стоял огромный храм (его восстановили, но меньшего размера) – так вот, в погожие дни из Агрыза были видны купола этого храма и их золотой блеск…

Менты тут тормозили выборочно, нас не тормознули.