«Время, назад!» и другие невероятные рассказы

— Ты мне тут не улыбайся, — сказал Штумм. — А то еще больше похож на овсянку, хоть и присыпанную сахаром! Нет, не было никакой почты, о которой тебе следует знать. — Он слизнул сливки с тонких губ, улыбнулся, словно вспомнил о приятном и забавном секрете, и добавил, пригвоздив Оуэна к месту пронзительным взглядом: — После завтрака будет тебе задание. Этот олух Иган, наш так называемый шеф полиции, вчера вечером оставил у меня на лобовом стекле штрафную квитанцию. Сходи к нему и все уладь.

— Но, дядя, — Оуэн тяжело сглотнул, — вы же знаете, что Иган не станет… Ну хорошо, я оплачу штраф.

— Своими кровными? — проскрипел Штумм. — Как тебе угодно. Лично я платить не собираюсь. Что толку быть первейшим столпом общества, если гестапо не дает тебе покоя ни днем ни ночью? С тех пор как я купил этот дом, в Лас-Ондасе побывало больше туристов, чем за всю его историю до моего переезда! Если Фред Иган вообразил, что имеет право донимать меня штрафами за парковку только потому, что моя машина всю ночь простояла у пожарного гидранта, пусть взвесит все хорошенько! В общем, как только позавтракаешь, Питер, немедленно ступай к нему и утряси этот вопрос. Преступность в городе цветет буйным цветом, а Иган прячется в кусты и ждет возможности уличить меня в мелком проступке, хотя в Лас-Ондасе мне закон не писан!

Умолкнув, он жадно глотнул кофе.

— Вы уверены, что не получали важных писем? — расстроился Оуэн. — Лучше я сам проверю. Мало ли, вдруг вы что-то пропустили.

— Ну-ка сядь! Что, за дурака меня держишь? Такого, как ты?

— Ах, — успокоительно промурлыкал доктор Крафт, — какое дивное, очаровательное утро. А ночью, джентльмены, мне приснился прелюбопытнейший сон…

— Точно! — оборвал его дядя Эдмунд. — Мне тоже приснился. И тоже прелюбопытнейший. — Он с подозрением осмотрел кусочек тоста, презрительно усмехнулся, отправил его в рот и, жуя, продолжил: — Сегодня утром я чуть более склонен доверять предположениям доктора Крафта. Я видел странный, но крайне убедительный сон. Быть может, даже вещий. С высоты птичьего полета я видел… как сказать… то, что доктор Крафт назвал бы темпоральным пространством. И оно шаровидное.

— О, — уклончиво сказал доктор Крафт.

— Шаровидное, — настойчиво повторил Штумм. — Как небесная сфера. Во сне я еще удивился, когда увидел, как ко мне подплывает странный объект, похожий на деревянный башмак, а в нем — группа путешественников во времени; они явились к нам из далекого будущего, чтобы лицезреть человека, чье имя, прокатившись по коридорам вечности, отозвалось в их собственной эпохе. И это было мое имя. — Помолчав, он уточнил: — С. Эдмунд Штумм. — И улыбнулся с видом человека, поливающего сливками собственное эго.

— Любопытно, — через некоторое время добавил он. — Их якорь… Какой-то он был странный.

— Что в нем было странного? — взволнованно спросил Оуэн. — Вы его рассмотрели?

— Не твое дело. — Штумм бросил на племянника сердитый взгляд, после чего расплылся в блаженной улыбке и любовно потрогал карман пиджака.

Раздался бумажный хруст.

— Кстати, Питер, — сказал вдруг дядя Эдмунд, — я получил предложение от «Метро». Они заплатят за «Леди Пантагрюэль» на пять тысяч больше, чем вчера предлагала твоя мегера. Мало ли, вдруг тебе интересно. — Он негромко покашлял. — Несмотря на мерзкий нрав и отвратительные манеры мисс Бишоп, я могу и пересмотреть мое решение — при условии, что она даст ту же щедрую цену, что предлагает студия. Обдумай это, мой мальчик.

Оуэн пытливо смотрел на дядю. Где же он врет? Какая из этих двух историй правдива? И как быть дальше? Он все еще ломал голову над этими вопросами, когда доктор Крафт ласково прогудел:

— Мой сон, Эдмунд, был очень похож на ваш. Да-да, мне снилась шхуна с путешественниками во времени. Любопытно, согласитесь. По существу, одно и то же — с поправкой на интерпретацию и различия в характерах. Мне снилось, что мои эксперименты с проецированием тессеракта поднимаются к поверхности паратемпорального пространства, словно пузырьки, и привлекают внимание наших друзей-путешественников. Кстати говоря, их якорь тоже меня заинтриговал. Да-да, теперь вспоминаю, что он раскачивался туда-сюда, словно маятник. Разумеется, его амплитуда не могла составлять больше двенадцати часов. — Доктор Крафт умолк и задумался. — Разумеется? Но почему? — тихо спросил он сам себя. — Почему я так сказал? Несомненно, это была часть моего сна. Как же легко спутать время с пространством! — Тут он вздохнул. — Дорогой мой Максль… Будь он со мной, я бы проработал все «почему» и «по какой причине», но без него… — Он покачал седовласой головой, и клубок морщин омрачили слегка нахмуренные брови. — Я почти уверен, что во время последней сессии проецирования тессеракта чуть не проник в смежное темпоральное измерение. В голове у меня, буквально на грани сознания, уже начинали роиться совершенно новые и чрезвычайно, чрезвычайно интересные мысли. О, где же ты, Максль!