«Время, назад!» и другие невероятные рассказы

Она уже не смеялась. Уронила руки, и гибкое золотое тело ссутулилось, словно разум, мгновение назад отдававший ему уверенные команды, ослабил контроль над неосязаемыми мускулами. Сияние человечности сперва померкло, словно остывающий очаг, а затем и вовсе погасло, растворившись в недрах металлического корпуса.

— Мальцер, — неуверенно произнесла она, — я не могу ответить на этот вопрос. Пока что не могу…

А пока оба встревоженно ждали, чем закончится фраза, Дейрдре вспыхнула.

Статичная фигура превратилась в молнию.

Столь стремительное движение не увидеть глазами, не осознать разумом; Мальцер висел на подоконнике в другом конце комнаты, думая, что на таком расстоянии ему никто не помешает, понимая, что ни один обычный человек не успеет его остановить, но Дейрдре не была человеком. И обычной она тоже не была.

Только что она понуро стояла у зеркала и в тот же миг оказалась рядом с Мальцером, игнорируя ход времени и разрушая концепцию пространства; как тлеющий кончик сигареты в быстрой руке рисует в темноте яркие завитки пред оком смотрящего, так и Дейрдре превратилась в золотую вспышку, пронзившую комнату от стены до стены.

Как ни странно, очертания ее фигуры не смазались; глядя на нее, Харрис чувствовал, что разум отказывается воспринимать происходящее, но не из-за удивления, а потому, что глаза и мозг нормального человека не привыкли к подобной скорости.

(В тот полный невероятного напряжения миг сложный человеческий мозг Харриса дал слабину, отказался рассчитывать время и сжался в прохладном уголке черепной коробки, чтобы по-быстрому проанализировать новую информацию. Мозг, в отличие от языка, способен функционировать вне времени. Харрис понимал, что ему явился тессеракт человеческих движений, аллегория четвертого измерения. Одномерная точка, рассекая пространство, образует двумерную линию, а та, придя в движение, способна создать трехмерный куб; теоретически движение куба повлечет за собой создание четырехмерной фигуры, но человеческому существу не доводилось видеть трехмерную фигуру, движущуюся сквозь пространство и время… До сего момента. Очертания Дейрдре не смазались, каждое движение оставалось отчетливым, но не таким, как в последовательности кадров на отрезке кинопленки, для описания этих движений не существует слов, ибо до сегодняшнего дня описывать было нечего. Разум видел их, но не воспринимал. Слова и мысли бессильны облечь произошедшее в термины, понятные человеческому мозгу. Возможно, на самом деле Дейрдре не входила в четвертое измерение. Не в буквальном смысле. Возможно, рывок Дейрдре не был настолько невероятен, ведь Харрис все же разглядел его… Возможно… Но не факт.)

С точки зрения заторможенного человеческого разума Дейрдре все еще стояла у стены, но одновременно с тем оказалась подле Мальцера, и ее гибкие пальцы нежно, но крепко схватили его за руку. Дейрдре ждала. Комната мерцала. В лицо Харрису полыхнуло жаром, и воздух застыл, а Дейрдре скорбно прошептала:

— Прости… Мне пришлось. Сам понимаешь, я не хотела, чтобы ты…

Харрис обрел чувство времени. Он знал, что Мальцер переживает то же самое; видел, как тот конвульсивно извивается, пробуя вырваться из захвата в смехотворной попытке предотвратить то, что уже произошло. Скорость Дейрдре оказалась несравнима даже со скоростью мысли.

Мальцер дергался достаточно сильно, чтобы вырваться из человеческих рук, выброситься из окна и с головой нырнуть в далекие волны Нью-Йорка. Придя к такому умозаключению, разум воспринимал, как тело Мальцера содрогается, изворачивается, уменьшается, с жуткой скоростью мчится сквозь потоки солнечного света в приземистые тени и превращается в черную точку; разум воспринимал даже крик, тоненький писк, сопровождающий летящее вниз тело и парящий в возмущенном пространстве, но разум полагался на человеческие факторы.

С великой осторожностью Дейрдре сняла Мальцера с подоконника, беспечно унесла в безопасное место, усадила на диван, и только после этого разжались золотые пальцы — разжались медленно, чтобы несостоявшийся самоубийца успел обрести контроль над собственным телом.

Не говоря ни слова, он обмяк на подушках. В комнате воцарилась бесконечная тишина. Харрис лишился дара речи. Дейрдре терпеливо ждала. Первым заговорил Мальцер — еле слышно и на прежнюю тему, словно разум его так и не свернул с накатанной колеи:

— Ладно. Хорошо. На сей раз ты сумела меня остановить. Но я все знаю, знаю, понимаешь?! Ты не спрячешь от меня свои чувства. Я знаю, насколько тебе тревожно. И в следующий раз… в следующий раз я не стану отвлекаться на разговоры!

Дейрдре издала звук, похожий на вздох. У нее не имелось легких, но трудно было поверить, что этот вздох ненастоящий, трудно было поверить, что недавний нечеловеческий рывок не вызвал у нее никакой одышки; мозг понимал, но не мог смириться с очевидным фактом, ведь в Дейрдре оставалось слишком много человеческого.