Время невысказанных слов

— Фу ты, ну ты, какие церемонии, — заметила я Никите. — Я еще такого никогда не видела. Хотя…на свиданиях я на его ни разу не присутствовала.

— Так вот он, тот самый Марк, о котором я столько слышала.

— Так вот та самая Мика, о которой столько слышал я.

— Ты поосторожнее, Мик, он же все-таки актер, — заметил Никита.

Грозовский осторожно показал Киту кулак.

Мы рассмеялись.

— За что люблю своих друзей, так это за самые неожиданные подарки. Знаете, ребят, возможно, вам всем стоит открыть контору, которая будет организовывать Дни Рождения. Ну, там, сценарии расписывать, исходить из тайных желаний клиента.

— Будем считать, что если не найдем себе работу по профессии, то займемся этим, — откликнулась Мика.

Я наплевала на занятия, и мы весь следующий день бродили с Марком по Питеру. Дождя не было, но осень вовсю уже вступила в свои права. На моей любимой Университетской набережной мы задержались. Я фотографировала. Ветер разметал осенние разноцветные листья. Они обгоняли прохожих, падали в воду и грустно светились в темной воде Невы, от которой шел влажный холодный воздух.

Время от времени наш неспешный разговор о том о сем нарушался звонками с поздравлениями. Мама, граф, бабушка, Тоня и Толя — одновременно крича в трубку и прерываясь смехом, Борис, Смирнитский, однокурсники, Маша и Вано из коллектива Насмешевой, Стрелин, кое-кто из бывших одноклассников, Мишка, Владилена…

И даже Андрей написал сообщение. Со звонками, видимо, решил не рисковать, ну что ж…

Я рассказывала о репетициях Первокурсника, о вечерних огнях, замираниях на шестом этаже, студентах на полу, танцах, как успокоении, и работе в газете, с которой собралась уходить.

— Что-то в голосе твоем мало радости, Варька, — сказал Марк, когда мы ехали в метро Невский встречаться с Микой и Никитой.

— С чего ты взял? — встрепенулась я. — У меня все нормально.

— Не знаю, просто должно быть не нормально, а хорошо. А у тебя все как-то… неярко очень.

— Просто осень. Хотя это глупости, конечно, никогда не испытывала хандры из-за времени года.

— Вот-вот.

— Не знаю, Марк. Я уже думала об этом, поверь мне. Но решила пустить все на самотек. Время покажет, что так, а что нет. А сейчас я не знаю, чего хочу.

— Может быть, в этом вся и проблема? Ты ведь такой жизнерадостный человек. Ты в сто раз оптимистичнее любого оптимиста!

Я рассмеялась.

— Да нет, это правда. Но сейчас ты не такая.

— Может быть, дело в том, что я хочу слишком многого? И танцевать, и работать, и фотографировать, и учиться, и…

— И жить, любить. — Закончил он, поднимая брови. — Я знаю, понимаю тебя. Но правда жизни в том, что нельзя хотеть слишком многого. Каждый человек хочет именно столько, сколько может осилить. Столько, сколько у него способностей, планов, талантов и… не знаю чего. Ты не так уж и многого хочешь. Поверь мне. И в любом случае, это неплохо.

— Знаешь, все так говорят мне: разберись, посмотри на себя со стороны, открой глаза… Но это же непросто. Нельзя просто захотеть решить проблемы и тут же решить их. Тогда никто бы не говорил, что жизнь сложная штука. Поэтому, наверно, я хочу пустить все на самотек. Быть может, это как раз тот случай, когда ответы на вопросы приходят во сне, — закончила я с улыбкой.

Марк улыбнулся и положил руку мне на плечи.

— Я люблю тебя, Варька.

— А я тебя.

Мы сидели напротив пустого места и могли спокойно видеть свои лица в темном окне поезда.

Черноволосая девушка с торчащими во все стороны кудрявыми волосами в синем свитере и черном пальто и худощавый парень с копной Макаревича, завязанною в хвост, с теплыми шоколадными глазами, в светлой жизнерадостной куртке и желтых перчатках.

Чего они ждут? О чем мечтают? Да все о том же. Все мы одинаковы в своих желаниях. Но найдут ли это? В конце концов, не может быть, что были счастливы все; чтобы все получили то, что хотели. Так зачем же пытаться заглянуть в будущее, если оно может нам совсем не понравиться?

— Знаешь, все это неважно, — сказала я, улыбнувшись, и парень в темном окне напротив посмотрел на черноволосую девушку. — У нас есть сегодняшний день, и я рада, что сегодня ты рядом, а не в Москве, рада, что мы оба в Питере, рада, что сегодня мой День Рождения! А то, что будет завтра, будет только завтра.

Марк долго смотрел на меня, потом улыбнулся черноволосой девушке в окне:

— Здравствуй, Варвара Трубецкая.

— Здравствуй, — ответила она.

***

Я дотянула до конца экзамена по зарубежной литературе, сдала заполненную зачетку, а потом свалилась с головной болью. У меня бывало такое — редко, но метко — голова начинала болеть, как будто кто-то бился в нее изнутри. Как ехала домой, помню смутно, в автобусе и в метро старалась сидеть с закрытыми глазами — как только открывала, «стук изнутри» становился сильнее. Дома таблетки я не нашла. Подумала, что до аптеки мне уже не дойти и медленно, контролируя каждое движение, легла на диван. Но легче не становилось. Позвонила Никите, старалась говорить спокойно, но видимо он уловил что-то странное в голосе, потому что серьезно (а это с ним бывало нечасто) осведомился у меня, что случилось.