Время невысказанных слов

— Но… зачем платить огромные деньги за старую шикарную квартиру и плюс еще внушительную сумму за съемную, если вы можете жить там вдвоем? Или сдавать комнаты?

— У тебя практический взгляд, — усмехнулся Артем, — и я с тобой согласен, но бабуля будет до последнего преподавать французский и немецкий репетиторством, только бы не отдавать семейное достояние под любопытные взгляды чужих людей. Хотя на самом деле, мой отец высылает ей деньги и оплачивает квартплату. Пытается таким образом искупить свое отсутствие. Ему тяжело возвращаться в Питер.

А я… Совсем скоро, после выпуска закончится срок моего съема квартиры, и, возможно, хотя я не знаю точно, но я не буду вносить новую сумму хозяину, а съеду к бабушке. Не знаю, как это будет, мне, если честно и навещать ее тяжело, но… В общем, квартира. Квартира вместе с дачей в Петергофе были частью дедушкиного наследства, заботливо накопленного в течение жизни. И папа привел когда-то маму в эту квартиру, и они уж точно собирались заполнить эти комнаты не скандалами, ссорами и упреками, а детьми. Но… так вышло, что других детей, кроме меня у них не было, хотя я упорно просил у них братика или сестричку. Но вместо этого мама застукала отца с его секретаршей — очень прозаичная история в духе начала 90-х. И это стало последней каплей. Мама подала на развод, и они начали дележ имущества и что там делается в подобных случаях. В общем, они продолжали ссориться, скандалить, самозабвенно делить Петергофскую дачу и квартиру, но тут вылезла вперед бабушка и проявила всю свою научно-профессорскую активность, чтобы напомнить дорогим родителям, что я еще тоже существую в природе и что она не позволит отдать дедушкино наследство, лишь потому что у кого-то взыграли гормоны на десять минут. Так, родственники поостыли и отец заплатил матери отступных, чтобы она не претендовала на имущество.

— А… твой отец, он кто? — поинтересовалась я, когда официантка расставила все на нашем столе и ушла.

— Сейчас продюсер, смешно, правда? Живет за границей. А в 90-е он был успешным новым русским, и бабушка смотреть на него не могла, говоря, что он позорит семью и фамилию, и все в таком роде. Все-таки человек из семьи интеллигентов и вдруг новый русский. Это не вязалось в ее глазах. С этим потом она хоть как-то смирилась, но тут этот развод, позорище.

В общем, она отобрала меня у родителей — не знаю, как ей это удалось, помогли давние связи, видимо, и стала воспитывать сама. Но насколько я понял, хотя бабуля всегда это тщательно скрывала и только раз проговорилась, на меня кроме нее никто особо и не претендовал. Мама вскоре вышла замуж за какого-то иностранца, папа поругался с бабушкой окончательно и тоже перебрался за границу. Так с тех пор там и живет.

И у меня началась новая жизнь. На самом деле я смутно помню родителей — так, какие-то воспоминания, ощущения, не более того, но бабушка говорит, что первое время после отъезда родителей я постоянно рыдал, все ждал, когда они появятся. Мне было пять лет. Меня никогда с ними не разлучали. Но самое паршивое, что они так и не появились и ни разу не позвонили, пока мне не стукнуло 15.

— Но… как же так? — пораженно бросила я, помешивая чай.

Артем пожал плечами.

— Это очень интересный вопрос. Но прошло то время, когда я ждал их или просил молчавший телефон зазвонить.

Точнее, телефон звонил. Но это были не они. Да, пока мы жили в этой квартире в Лиговском переулке с бабушкой вдвоем, я был счастлив. Это было… счастливейшее время моего детства. Я забыл родителей, это правда, как они забыли меня. Бабушка посвятила мне всю себя. Она выучила меня всему, что я знал, по крайней мере, до поступления в университет точно. Она привила мне вкус к книгам и фильмам, к классике, к искусству, любовь к языкам; она учила меня готовить в перерывах между моими хоккейными тренировками. Она никогда не ругала меня из-за оценок, но могла задать трепку за драку с девочками.

«Не смей поднимать руку на женщин! — выговаривала она. — И оскорблять их не смей, не теряй себя! Ты же мужчина, а не размазня!» — Стрелин осторожно засмеялся. — Только с ней у нас были общие игры, какие-то тайны и секреты. Из-за ее историй о нашей семье, я полюбил историю вообще — это был мой любимый предмет в школе. И я готов был защищать ее перед всем светом, но… я не знал, что безоблачность не бывает вечной. Потом она все испортила.

— Бабушка?

— Мать. Она позвонила за две недели до моего пятнадцатилетия. Стояла весна, снег растаял и в город только-только пришли солнечные дни. Я бежал домой с тренировки по хоккею и… не знаю, у меня словно было в тот день предчувствие, что что-то произойдет. И бабушка почему-то улыбалась все время и взволнованно смотрела на часы. Но вот я поужинал, еще раз два спросил, что происходит (она махнула рукой), и тут-то как раз и раздался звонок телефона.

— Зачем она звонила? — тревожно спросила я.