Время невысказанных слов

Первое, что мы сделали, встав в пару, — подрались. Ему рассказали, как я отпугиваю мальчишек, — он обозвал меня ведьмой. Я потребовала извинений, он высмеял меня. Я едва не поставила ему фингал под глазом. А он сказал, что я на самом деле испуганный хомячок. Диалогу помешала Мария Дмитриевна.

Растащила и велела родителям явиться на «поговорить». Смотрела при этом только на меня.

Беседа состоялась в дружеской форме. Моя мама, если и была недовольна моим поведением, только усмехалась. Мама Андрея тоже была настроена весьма иронично. Недовольна была, кажется, одна лишь Полонская.

Но и она не стала выгонять меня. Что-то удерживало ее от этого шага, и меня до сих пор удивляет — что именно, поскольку ее терпение уж точно давно было на пределе.

Андрей Краснов… Репей, вцепившийся в ногу! Банный лист! Огрызок карандаша! Пятно на моем рукаве! Мы научились сдерживать свои дружеские порывы во время занятий, но стоило нам выйти на улицу… Начиналась кровопролитная битва.

Я ненавидела его всеми фибрами своей шестилетней души. Он обижал меня как только мог, а моих сил, казалось мне, не хватало на то, чтобы обидеть его также сильно. Не знаю, в чем была причина? Возможно, в том, что он один видел, какая я на самом деле слабая, никчемная, никуда негодная, готовая в любую минуту расплакаться на месте.

Полонская всегда была к нам строга, но со мной она обходилась еще строже. Она считала меня лентяйкой и возмутителем спокойствия. Единственную в классе ругала за неправильную постановку рук и не уставала на каждом занятии напоминать, что даже этой мелочи мне не осилить. Она не могла выгнать меня и хотела, чтобы я ушла сама.

— Трубецкая! — орала она с другого конца зала. — Вы тормозите процесс! Вы мешаете занятию! Трубецкая, вы знаете, в какую сторону должна быть повернута ваша голова? Трубецкая! Куда вы шагаете, вы останавливаете весь ваш круг! Вы мешаете партнеру, вы не растягиваетесь дома!

В ответ я еще сильнее поднимала голову и стискивала зубы. Пальцы мои в руке Андрея сжимались еще сильнее, так, что костяшки белели от напряжения. А весь класс молчал и слушал, как меня ругают. Если упоминалось чье-то имя, то мое незамедлительно появлялось рядом. Это был позор, стыд — чувствовать себя хуже, ничтожнее всех. Все, и особенно Полонская, были уверены, что я даже не допускаю эту информацию до ушей. Или настолько тупа, что не могу справиться ни с одним из ее замечаний. Единственный, кто видел, как мне на самом деле плохо — Андрей. Он всматривался в мое лицо и сжимал мою руку, но не мог не указать мне на мои слабости после занятий. В ответ начинались кровопролитные события.

Однажды эти сражения начались до занятий. Мы встретились по дороге на танцы и, естественно, подрались. Явились оба злые и умудрились сцепиться из-за какой-то ерунды прямо посередине репетиции.

Полонская, по обыкновению, накинулась на меня.

Она схватила меня за косу и вытащила из класса. Я была так ошарашена и испугана, что даже не смогла возразить. Зато Андрей смог. Неожиданно он вылетел вперед и заявил, что это несправедливо и его надо выставить вместе со мной тоже.

Полонская разозлилась. А когда она злилась, добиться ее прощения было сложно.

Мы сидели под дверью хореографического класса и наверно впервые за все время мирно разговаривали. Обсуждали случившееся и строили планы покаяния перед руководительницей.

В конце концов, и прощения просили вместе. И возможно это суровое испытание, когда над нашими склоненными головами возвышалась строгая Полонская, сплотило нас до такой степени, что мы решили стать друзьями. Без малого на десять лет.

Я, если честно, не могу сказать, что любила тогда танцы. Уж скорее наоборот. Я шла туда, как на каторгу. Вторники и четверги — дни, когда проходили репетиции — были усеяны моим страхом. Утром в день занятий я мучительно притягивала к себе время до репетиции и боялась, что оно придет скоро. Уходя на танцы, я говорила себе: «А представь, всего через несколько часов ты вернешься домой, и все будет уже кончено».

Я ставила перед собой невыполнимые задачи — справиться со всем этим. Так было, пока мы с Андреем ни стали друзьями.

И потом как-то так вышло, что справляться стало и ненужно. Впервые за все время я начала получать удовольствие от танцев и оказалось, что пара наша стала одной из лучших в коллективе.

А потом пришла школа и принесла нам учебу в одном классе и временное сидение за одной партой, вплоть до тех пор, пока учительница не рассадила решительно «эту парочку». Впрочем, это ни капли не помешало нашим отношениям. Особенно остро они чувствовались на набившей оскомину фразе «тили-тили тесто, жених и невеста!» Малейший кивок в нашу сторону и вот мы уже бросаемся на обидчиков, летим с разных концов класса, чтобы отомстить. Но на самом деле, чем дальше, тем больше мы уставали от совместных репетиций, и никаких школьных отношений нам не было нужно, кроме, пожалуй, записок в виде корабликов, пускаемых через весь класс с приветами и насмешками над учителями и учениками.