Время-память, 1990-2010. Израиль: заметки о людях, книгах, театре

Он приехал в Израиль в 1980 году. В России учился в Ленинградском Педагогическом институте им. Герцена на литературном факультете, работал учителем литературы и истории. В 1966-м вступил в группу профессиональных литераторов при Ленинградском отделении Союза советских писателей, опубликовал статьи по проблемам народничества и даже издал пару книг в центральных издательствах. Однако в 1974 году был арестован и осужден на шесть лет лагеря и ссылки. Уже отбывая наказание, сумел переправить «за кордон» рукописи и издать в Париже три книги публицистики и исторической прозы. В Израиле работал в Центре по изучению восточно-европейского еврейства при Иерусалимском университете. Издал пару книг. В последние годы много занимался философией Ханны Арендт (1906–1975). Таковы скупые строки официальной биографии.

В фундаментальной работе известного правозащитника Людмилы Алексеевой «История инакомыслия в СССР» читаем: «В 1974 г… группа литераторов („служилых“) надумала издать (в самиздате, конечно) пятитомное собрание сочинений Иосифа Бродского… Предисловие взялся написать Михаил Хейфец — школьный учитель литературы и автор нескольких работ по истории русского революционного движения. Прочел предисловие и сделал замечания известный литературовед, преподаватель Института Герцена Ефим Эткинд. Вскоре по делу о самовольном издании были арестованы Хейфец и его друг писатель Марамзин, принявший участие в сборе материалов. Марамзин освободился после раскаянья на суде и эмигрировал; пришлось эмигрировать и Эткинду. Хейфец получил 4 года лагеря и 2 года ссылки, после чего тоже покинул СССР».

Михаил Хейфец живет в Иерусалиме. В девяностые и двухтысячные годы писатель работал обозревателем израильской русскоязычной газеты «Вести»; он — автор многих очерков и фундаментальных трудов, среди которых особенно выделяется «Цареубийство в 1918 году. Иерусалимская версия преступления и фальсифицированного следствия» (Иерусалим, 1991).

Дело в том, что в архиве Иерусалимского центра по исследованию и документации восточно-европейского еврейства была обнаружена неподписанная, недатированная и неозаглавленная машинописная рукопись объемом в 119 страниц. Дальнейшие исследования показали, что ее автором является профессор экономики сельского хозяйства Иерусалимского университета в 30-х годах Бер-Дов (Борис Давидович) Бруцкус, видный российский экономист, вместе с другими интеллектуалами выдворенный из большевистской России в 20-е годы. В своей рукописи Бруцкус опровергал модную тогда версию еврейского заговора с целью свержения и убийства императора Николая II. «Еврейский народ в этом подлом деле не участвовал» — так формулирует главную мысль книги Михаил Хейфец. Основная идея Хейфеца, одного из самых интересных исторических писателей современного Израиля, «завязана» вокруг этой темы, но при этом книга, конечно же, не является просто «комментарием к Бруцкусу», а представляет совершенно оригинальное исследование, которое читатель поглощает «на одном дыхании».

* * *

В 1996 году вышла в свет его книга «Воспоминаний грустный свиток» — горестное повествование (и историческое исследование одновременно) о замечательном человеке, социалисте-сионисте двадцатых годов Вениамине Бромберге, сгинувшем в колымских лагерях летом 1942 года.

Имя Вениамина Бромберга ничего не говорит сегодняшнему читателю: талантливый литератор и замечательный музыкант, но не состоявшийся, он один из многих еврейских юношей послереволюционной поры, беспощадно сломленных системой.

Как мы уже видели, поводом для написания книги у Хейфеца часто становится найденная рукопись. Так было и в этот раз. В редакцию еженедельника «Окна», многолетнего пятничного приложения к тель-авивской газете «Вести», попали два рассказа, написанные в двадцатых годах профессионалом высокого класса и подписанные совершенно неизвестным именем — «Вениамин Бромберг». Михаил Хейфец в своей книге приводит полностью оба эти текста, как бы приглашая читателя оценить свою находку: она и впрямь поразительна. «…Чтоб начинающий автор вступил в литературу с профессионально написанной прозой — такое, по-моему, в России получилось лишь у двух писателей: Достоевский начал „Бедными людьми“, а Толстой — „Детством“», — размышляет автор. Историк начинает «расследование», все перипетии которого в деталях представлены читателю. Собственно, это и есть фабула книги, если в историческом исследовании вообще позволительно говорить о фабуле. Кроме этих поисков, в книге приведены многочисленные документы: письма, протоколы допросов и выписки из следственных постановлений, снова письма — из следственного изолятора, из ссылки, из камеры смертников, разговоры автора с немногими оставшимися свидетелями… Вот и все.

Почему же, спрашивается, книга читается, как заправский детектив, если нет в ней ничего такого, что отличает занимательное чтиво? Кое-что все же есть — это автор!