Время-память, 1990-2010. Израиль: заметки о людях, книгах, театре

Книга выстроена как захватывающий поединок свободолюбивой личности и тоталитарного общества, которое всеми правдами и неправдами стремится эту самую личность подавить и уничтожить. Кажется, что герой обречен изначально, но всякий раз, когда конец его видится скорым и неизбежным, на помощь ему является автор, бывший зэк, обремененный лагерным опытом, выстоявший и победивший в нелегкой схватке, которую только еще предстоит осилить герою книги.

Вот один из таких фрагментов… Вениамин Бромберг пишет родителям письмо из ашхабадской ссылки: «Я как птица, по соломинке натаскал себе гнездо. Оно не блещет паркетным полом и фамильным серебром, но выглядит очень не плохо. Остается его заселить хотя бы еще одним человеком. Вчера сыгрывался с одной пианисткой. Одна вещь стоящая — „Вальс-каприз“ А. Рубинштейна. Выходит она у нас совсем не дурно…» Ну и т. д., и т. п.

Автор: «Осторожно, Вениамин! Твои письма читаются цензорами, из них делают выписки оперативники ГПУ. Потом твои реакции просчитываются в кабинетах — и люди в форме восемь часов в день думают, как с тобой поступить… По каждому письму в кабинетах взвешивают разные варианты… Ашхабад ему понравился, ссыльному? Работу ищет? Завел друзей? Его выгонят с работы — как бы ни требовались там сотрудники. Его выселят из Ашхабада…»

Вот в этом-то вся суть, в словах «Осторожно, Вениамин!», обращенных к человеку, которого более полувека нет в живых! Писатель встал на сторону своего героя, и, несмотря на то, что тот погиб, — вместе они победили. А вместе с ними победили и читатели. Ведь по замыслу палачей имя Вениамина Бромберга должно было начисто исчезнуть из времени, кануть в небытие, но этого не случилось. Случилось наоборот — исчезли из времени его палачи. А о Бромберге мы теперь знаем немало, даже его рассказы мы смогли оценить по достоинству.

К моральной победе творческой личности над тоталитарным беспределом (хоть и после смерти) привел читателей Михаил Хейфец. Видимо, на роду ему написано всякий раз ввязываться в новый бой (за наши души?), одерживать нелегкую победу и вести к ней нас, чтобы не забывали мы своего недавнего прошлого, которое, честно говоря, так соблазнительно не помнить вовсе, забыв навсегда, как дурную болезнь.

2

В самом конце второго тысячелетия новой эры Михаил Хейфец публикует книгу «Суд над Иисусом» (М. Даат/Знание, 2000), которая, в сущности, становится неким итогом «еврейских версий и гипотез», как следует из подзаголовка к исследованию.

Хейфец подчеркивает, что Евангелия рассказывают о молодом, талантливом и бескомпромиссном законоучителе, осужденном и казненном римскими оккупантами. Однако, по мнению евангелистов, виновником его гибели стало, прежде всего, еврейское руководство подвластной Риму Иудеи — Синедрион. С распространением христианства его апологеты все чаще изображают едва ли не всех евреев как неких отверженных богоубийц. В результате даже само имя рабби Иешуа из Назарета — по-гречески Иисус — становится символом бедствий и на долгие века изгоняется из еврейской традиции. Лишь в XX веке началась переоценка роли Иисуса в еврейской истории. Новый взгляд на события двухтысячелетней давности стал известен русскоязычному читателю только в начале 90-х годов после перевода на русский язык книги Давида Флюссера «Иисус». А в 1997 году в Иерусалиме вышло в свет сенсационное исследование Хаима Коэна «Иисус — суд и распятие».