— Говорил ей молчать, — конюх оставил стонущего, подскочил к даме, дёрнул вниз юбку, рванул в стороны исподнее, отчего оно расползлось на две части, дважды ударил её в правый бок кулачищем, она слегка обмякла, тогда конюх поставил её на колени так, как нужно ему, снял штаны и засадил ей свой хер, резко и грубо. Сухо. Ему самому было больно, но боль эта говорила, что ей ещё больнее, а такие мысли грели душу.
Какое-то время Харт мучил её и мучился сам, потом почувствовал, что дело пошло легче:
— Что, потекла, сучка холёная?
Женщина тихо рыдала, Громадный Джо рядом избивал господина, уже едва шевелящегося, а Роган смотрел на всё это.
Харт закончил и с размаху шлёпнул даму по жопе:
— Налетай, ребята!
Рогана не нужно было просить дважды.
Всё прошло ещё лучше, чем они планировали. Улица молчала, никто даже не сунулся заступаться за пару. Скоро рыдающую благородную мразь оприходовал и Джо, а Харт, глядя на всё это, будто сиял изнутри. Жизнь словно заискрилась, забила ключом. Он не чувствовал такого, даже когда взял свою первую бабу.
Повинуясь неведомо откуда взявшемуся желанию, он раскрыл свёрток. Внутри оказалось платье. Харт стал рвать это платье на части. Он жаждал уничтожить всё, что принадлежит этим уёбкам, и как же хорошо, что вытраханная, заметив это, принялась плакать ещё сильнее.
По пути назад Харт еле сдерживал дрожь в руках, то и дело порываясь обсудить пережитое с товарищами, у которых тоже горели глаза. Но они опасались стражи, и, вернувшись в пивную, сразу подозвали Жмура с Почемуем, уселись в сторонке, и только тут Джо наклонился вперёд и стал тихо рассказывать:
— Жмур, только что дали твоим по пизде! Ох и дали.
— Чего? — Жмур сдул с лица прядь сальных волос и уставился на Джо.
— Того. Нашли их, говнюка твоего отпиздошили, а суку его оприходовали как есть втроём. Врезал я ему от вей души и ей засадил по самое нутро. И Харт с Роганом молодцом, взяли их в оборот как надо.
— Брешешь.
— У них спроси. Или нет, лучше иди домой и сам глянь, завтра расскажешь.
Волосатый глянул на Рогана, потом на Харта. Харт медленно кивнул, улыбаясь во весь рот. Он ликовал от мысли, как сильно досталось благородным. И вдвойне ликовал, что сам приложил к этому руку. Жмур понял, что они не врут и, не решив ещё, что на это ответить, спрятался в большом протяжном глотке из кружки.
— Как она стонала, помните? — с жаром сказал Джо, — Верно ты заметил, Харт, потекла сука белёсая. И этот: «Уфф, уфф». И кровью харкает. Роган, давай на твоих теперь охотиться. Где они у тебя ближе к ночи ошиваются?
— В палатях. И до ветру даж не выходят.
— Где те палати? Вокруг там что? Ночью темень там, али как?
— Посреди улицы маршала де Ветта. Фонари тама. Разве что со двора зайти.
— Почему меня с собой не взяли? — пьяными глазами уставился на них стражник, — Я б тоже дойки благородные помял.
— Почемуй, да отвали ты. Признали бы тебя, и дело с концом.
— Эт ещё почему?
— Потому, — дразнясь, ответил коротышка, — Вот, он сам протянул, когда я ногами его охаживал.
Громадный Джо положил на стол богатый кожаный кошель, старательно прикрывая его от посторонних взоров. Остальные тут же придвинулись ещё ближе. Он осторожно развязал верёвку и высыпал на стол несколько серебряных и три золотые монеты.
— Подумай, какая мразь, — осклабился Харт, — Ни единого пенса в кармане, только три фунта, да шиллинги. Здорово живёт.
— Так, фунты Рогану, Харту и мне, — коротышка придвинул по золотому к друзьям, — Мы делюгу делали. Почемуй, вы двое берите шиллинги. Роган, поярче обрисуй, что там к чему в твоих палатях. Есть у меня одна мысля… Ты нам ночью замок отворишь, мы уж твоими займёмся, как надо. Тебя тож буцкнем в живот для виду. Люсие твоей все дыры попрочищаем, а Херманду так и вовсе хер укоротим, а, как тебе?
— Раз до жмуровых добрались, до моих тоже надо. До всех надо.
— Чем не шутит чёрт? Может статься, и доберёмся. Доблестный страж, принеси-ка нам ещё пойла, чай, деньги есть теперь. А ты, Роган, рассказывай, кто где у вас спит. Решить надобно, кого первого хватать.
…
— Я по приглашению, — Жерар протянул бумагу лакею, он начал было читать, затем дверь распахнулась и на улицу вышел тот, кто вручал пригласительный.
— Господин де Сарвуазье, прошу, проходите, мы заждались вас.
Жерар вошёл и увидел перед собой роскошную приёмную в бело-золотых тонах со стойкой напротив двери. На дальней от входа стене висели эспады и другие клинки, какие носили с собой истинные кавалеры. Ничего грузного, военного или неизысканного. Остальные стены украшали картины поединков, не уступавшие в изяществе клинкам.