Время первых. Судьба моя – я сам…

– Без тебя знаем. Выполняй задание, – коротко ответили мне.

Волновались, не хотели отвлекаться.

Земля медленно плыла-вращалась подо мной, как большой и красивый… глобус. Я видел Новороссийск и Цемесскую бухту. Так же медленно проплыли и ушли на закруглениях горизонта огромные черные поля Кубани, серебряная лента Волги, темная зелень тайги, Обь…

Но вот пора возвращаться – а я не могу: из-за гигантской разницы в давлении внутри и снаружи скафандр увеличился в размерах, пальцы «раздулись» так, что я не мог ни держать камеру, ни ухватиться за поручни, чтобы войти в корабль.

Опасности в космосе

Думаю, что самое опасное в космосе – это разгерметизация. Она возможна в результате попадания небесного тела, ведь, например, на орбитальной станции «Салют-7» мы в иллюминаторах каверны диаметром по десять миллиметров находили: еще три миллиметра – и метеорит насквозь прошел бы. А человек, который в открытый космос в скафандре вышел, к площади в два квадратных метра приравнен. Возможность его поражения метеоритом в пять граммов, то есть смертельного поражения, вроде бы невелика – раз в восемьдесят лет, но когда это произойдет, теория вероятности не определяет: может, сейчас, а может, через семьдесят девять лет. В любом случае, я четко знал: если это случится, меня прошьет насквозь.

Ну а самое коварное – это невесомость, хотя раньше мы ее считали панацеей от всех бед. Даже Сергей Павлович Королев говорил, что наступит время, и мы в невесомости клиники по лечению сердечно-сосудистых заболеваний открывать будем…

Но никто не знал, как она на человеческий организм влияет. Мы с такими проявлениями сразу столкнулись, что стало ясно: нам всю жизнь с ее последствиями придется бороться или же систему с использованием искусственной гравитации за счет закрутки тор-конструкций создавать. Еще чешский художник Людек Пешек такие гигантские, по пятьсот метров в диаметре, торовые конструкции изобразил, где люди близкую к земной гравитацию имели.

Первый раз последствия невесомости – после полета «Союза-9» продолжительностью семнадцать с лишним суток – мы увидели. Андриян Николаев и Виталий Севастьянов летали очень легко, в космосе отдыхали, радовались, а когда на Землю вернулись, стоять не могли. Николаев шлемофон снял и не удержал – он у него выпал, начал докладывать: «Товарищ председатель государственной комиссии, готов выполнить новое задание…» – и завалился: его подхватили.

Так понимание пришло, что невесомость – вещь очень сложная. Сразу после выведения на орбиту экипаж постоянно должен сердечно-сосудистую систему и опорно-двигательный аппарат к возвращению готовить, потому что в невесомости гиперкалиемия возникает, а кальций, наоборот, из организма выпаривается.

Помню, Владимир Ляхов и Валерий Рюмин полетели, и ничего не делают. Тогда основоположник космической медицины академик Газенко на связь вышел:

– Ребята, вы что?

– Олег Георгиевич, – отвечают, – еще полгода у нас впереди, наверстаем.

А он:

– А если завтра посадка? Вы, конечно, можете все то, что вам говорят, не учитывать, но тогда вам возвращаться нельзя – погибнете.

Вот такой разговор состоялся, и ребята в тот же день начали, как и положено, заниматься. По часу нагрузки каждый день себе давали.

Нештатная ситуация

Это самое неприятное называется «нештатная ситуация». Скафандр, в котором я находился, мягкой конструкции, сверху жесткая оболочка. На Земле мы его испытания проводили, но в барокамере максимум на высоту в 60 000 метров можно «подняться». Этого с головой хватит, чтобы в случае разгерметизации за доли секунды человека убить, но недостаточно, чтобы все жесткие характеристики скафандра проявились.

А нас в космосе от Земли отделяло 495 километров. Нас на такую орбиту, кстати, по ошибке выбросили – это на двести километров выше, чем планировалось, и атмосфера там в миллиардной степени отрицательная. Сегодня ни в одной стране мира камер, где можно было бы такой вакуум испытать, нет. Это теоретически невозможно – год надо воздух откачивать, и все равно ничего не получится, потому что из скафандра газ будет идти. Ну разве что маленькую камеру можно создать и вакуум в ней до миллиардной степени отрицательной довести – допустим, чтобы пленку испытать, работу фотокамеры или часы проверить (не все там работают – в космосе должны быть особые).

Поэтому я лишь в том поначалу удостоверился, что скафандр меня защищает – деформация его на восьмой минуте проявилась. Надо сказать, что шлюзовую камеру я открыл, подлетая к Австралии: люк чуть приотворился, и серп такой образовался – уже полный был вакуум. Смотрю: мы над этим континентом идем, а люк движется, движется вверх. Когда на сороковую, тридцатую параллель над Африкой вышли, он уже полностью был открыт – это глубокий вакуум означало.