Время первых. Судьба моя – я сам…

Однажды его захотели заменить, а мы с ним уже поработали, а его хотели поменять на Евгения Хрунова. Я поехал с Гагариным к Николаю Петровичу Каманину, начали говорить, что это глупость – то, что делает начальник Центра подготовки космонавтов полковник Карпов. И Каманин согласился. И таким образом я Пашу вытащил. И он это прекрасно понимал. У Карпова один мотив – Хрунов помоложе, дескать, операцию по выходу сложная, давайте мы отправим Хрунова. А потом уже Беляева. Нет! Это мы настояли – я и Юра Гагарин. И это было абсолютно правильно сделано.

Выход в открытый космос

В ходе этого полета мне довелось совершить первый в истории космонавтики выход в открытый космос.

В специальном акте о продолжительности моего пребывания вне космического корабля-спутника «Восход-2» от 18 марта 1965 года было сказано:

«Мы, нижеподписавшиеся, спортивные комиссары Федерации авиационного спорта СССР Анохин Сергей Николаевич и Кувшинов Леонид Михайлович и инженер Балаклейцев Владимир Васильевич составили настоящий акт о нижеследующем: на основании рассмотрения результатов обработки телеметрических данных и просмотра всех телевизионных материалов и киноматериалов, фиксирующих весь процесс выхода космонавта из корабля в космическое пространство и возвращение его в корабль, было установлено, что летчик-космонавт Леонов А. А. находился вне кабины корабля в условиях космического пространства 23 мин 41 сек. При этом время пребывания космонавта вне космического корабля (с момента появления космонавта из шлюзовой камеры до его скрытия в ней) составило 12 минут 09 секунд».

Это были двенадцать минут свободного парения, плавания, а всего в глубоком вакууме я находился сорок пять минут.

Меня часто спрашивают, каково это – в открытом космосе быть, Вселенную не в окно иллюминатора увидеть? Никто и предугадать не мог, что человека там ждет, и на последнем инструктаже главный конструктор Сергей Павлович Королев мне сказал:

– Прошу быть предельно внимательным и обо всем, что делаешь, докладывай, как минер, – мы должны знать, где оборвется песня… Если она оборвется.

Вот такой был разговор…

Но я – не подопытный кролик. Нет. Кролик – это тот, кого в неизвестность бросают, и он не знает, что делать, а я-то знал – только информации о том, в какую среду попаду, не имел, и никто не мог точно сказать, что там ждет. Ну, глубокий вакуум, резкий контраст температур… Я в курсе был, что запаса прочности скафандра хватит, чтобы это температурное воздействие выдержать, что запас воздушного питания на тридцать минут у меня будет…

Потом уже свои ощущения я сравнивал с тем, как в научно-фантастической повести «Вне Земли» первый выход человека в открытый космос описывал Циолковский. Какие-то вещи по-другому он называл, а так все совпадает: тесная комната вроде футляра – это шлюзовая камера, балахон – экранно-вакуумная изоляция, цепочка, привязь – фал… И дальше: «Когда открыли наружную дверь, и я увидел себя у порога ракеты, я обмер и сделал судорожное движение, которое и вытолкнуло меня из ракеты. Уж, кажется, привык я висеть без опоры между стенами этой каюты, но когда я увидал, что подо мною бездна, что нигде кругом нет опоры, – со мною сделалось дурно, и я опомнился только тогда, когда вся цепочка уже размоталась и я находился в километре от ракеты; она виднелась по направлению цепочки в виде тонкой белой палочки. Я был закутан в блестящий балахон, который, отражая солнечные лучи почти целиком, не согревал меня. Мне сделалось холодно, и от прохлады я, вероятно, очнулся. Я скорей потянул за цепочку и быстро полетел домой. Понемногу я успокоился, особенно, когда увидал себя вблизи ракеты, увидал прижатые к стеклам носы любопытствующих. Самолюбие мешало показать страх и скрыться поспешно в ракету. Попорхав некоторое время на цепочке между небом и землей, я отвязался и полетел свободно. Когда ракета едва виднелась, пустил в ход взрывную машину и полетел обратно. Все-таки было страшно…»

Там персонаж книги в каком-то непонятном состоянии находился, полностью потеряв ориентацию: звезды были внизу, слева, справа. Светили они здесь ярче, а Земля, как голубой шар, раскручивалась, раскручивалась… Вот абсолютно точная иллюстрация того, что я в открытом космосе наблюдал, а самое поразительное то, что описал это человек, который никогда этого не видел…

Когда я выплыл из шлюзовой камеры, у меня в первую минуту дух захватило: яркое солнце, тишина необыкновенная! В глаза ударил слепящий поток света, прямо как огонь сварки. Пришлось срочно опустить светофильтр. Небо было и черное, и светлое одновременно. Бесконечность – больше ничего вокруг. И где-то далеко-далеко внизу голубая Земля.

Гляжу вверх: надо мной медленно вращается наш корабль-громадина, как будто он больше планеты. Отрываю одну руку от поручня, другую, отплываю. Меня удерживает крепкий пятиметровый фал. Слышу в наушниках голоса наблюдающих за мной при помощи телекамер с Земли: «Смотри-ка, живой…» Внизу под собой вижу Черноморское побережье Кавказа и не менее радостно докладываю:

– В Сочи хорошая погода.