Время первых. Судьба моя – я сам…

Когда мы потом в тайге сидели, у нас всякие разговоры были. У нас достаточно времени было, пока к нам пришли: и день, и ночь… Только на третьи сутки это место покинули… Так вот Паша мне тогда сказал: «Знаешь, я про себя думал все время: а вдруг такое? Я сам бы корабль разгерметизировал, все системы открыл и на Землю бы не вернулся – просто не мог бы».

Тут важно понимать, что это был за человек – Паша Беляев. Он родом из деревни в Вологодской области. Эти северные неблагополучные деревни, для жизни непригодные, но по архитектуре очень мощные. Паша вырос молчаливым, собранным, физически сильным. Он пришел в отряд командиром эскадрильи. В войну патрулировал Японское море на истребителях Лавочкина Ла-11.

Однажды у Пашиного самолета «полетел» бензонасос, и нужно было рукой качать бензонасос, двигатель мощностью 1860 лошадиных сил. И вот Паша правой рукой качает насос, левой управляет самолетом, а эскадрилья ушла далеко вперед. Прошло расчетное время, ребята думают: погиб товарищ. Уже сели, налили по кружке – помянуть хорошего человека. И вдруг из-за облаков появляется самолет, бесшумно, с выключенным двигателем, выпустил ножки, мягко сел. Паша месяц потом рукой шевельнуть не мог.

Он – командир эскадрильи. Сформировали экипаж по принципу, как наши психологи говорили, – одного нашли горячего, другого нашли, который бы сдерживал. Именно этот принцип в основу был положен. Я говорил – давай, а Паша говорил – рано. По психологической совместимости – это экипаж № 1 за всю историю космонавтики. Разница у нас практически десять лет (Паша в 1925 году родился). Он уже был опытный, мы были соседи. Мы столько пережили. И самое главное было – когда мы проходили парашютную подготовку. Но это отдельный разговор…

Смотрите, корабль «Восток»… Космонавт катапультировался… И поэтому надо было прыгать с парашютом, но в скафандре это не так просто сделать. Надо было уметь прыгать в воду, в лес, в горы, в пустыню. Такая вот у нас была подготовка. Мы все еще в мае 1960 года начали заниматься прыжками. Выполнили по сорок прыжков. Потом – еще. Я получил документы инструктора парашютно-десантной службы. А осенью мы поехали на новые прыжки. Я – инструктор, а Паша – у меня подчиненный. Он старше меня, а я его должен учить прыгать.

И вот мы с ним попали в ситуацию, когда выпрыгнули нормально, раскрыли парашюты, и дует такой кинжальный ветер – 25 метров в секунду. А у него это был всего десятый прыжок. Я хожу вокруг него, кричу: «Паша, ноги вместе, Паша, ноги вместе». Потом уже самому приземляться… Я ноги горизонтально поставил… Удар об землю… Я в воздухе перевернулся, ударился боком. У меня было такое впечатление, что у меня что-то внутри оборвалось, потеплело. Я начал гасить парашют. Перчатки полностью сняты были. Я встал. Смотрю, а Пашу несет. И к нему уже машина едет. Но издали я вижу – одна ступня у него болтается… Машины подъехали, а он даже не перевернулся – и в стерню лицом.

У него все лицо, как месиво… Все в крови… Господи, жутко! Мы взяли и прямо на месте ему шину наложили. Привезли в госпиталь. Женщина-техник – в испуге видит окровавленное лицо – начинает тубус резко наводить. И вот эти три килограмма срываются – и по раздробленным костям. А Паша: «Можно поосторожнее?»

Его в Москву отправили самолетом. Ну, ясно, что не пустят в полет без прохождения программы. Он лечится, ходит на занятия, но вот наступает 1963 год, и мы поехали в Киржач, что во Владимирской области, на новые прыжки. Мы уже поняли, что прыгать надо не в августе, когда земля твердая, прыгать надо в марте, чтобы был еще снег, и погода чтобы была устойчивая мартовская.

Итак, в Киржаче прыгали. Юра Гагарин взял на себя:

– Я сам с Пашей пойду.

– Ну, давай, иди…

Я отпрыгал свое. Стою на земле и смотрю, как они выпрыгивают. И ветер опять двадцать пять метров. Господи! Несет! Я каждый год потом ездил мимо этих складов. Крыши плоские, дровяные склады. Юра Гагарин приземлился на крышу. А Паша – внутрь. А там бревна лежали. Короче, все… Убился…

Подъезжаем на машине, снимаем Юрия с крыши. Берем лестницу.

– Паша!

– Я здесь…

Ну, думаем, значит, живой. Знаете, удивительно, бревна вот так наложены, как будто какой-то колодец глубиной метров пять. И он там сидит по пояс в снегу. Его за стропы вытащили наверх. Все. Уже у него ни боязни, ничего. Дальше отпрыгал. Экипаж состоялся. Вот как бывает…

Паша. И сколько мы потом с ним вместе ездили за рубеж. Я сейчас вспоминаю, десять лет разницы. Мне тридцать, и немцы устроили соревнования на велосипедах. Я сдуру его обыграл. Зачем я это сделал? Сейчас бы я никогда так не сделал. Ну, подумал бы немножко, он старше меня… Ну, пропустил бы вперед. Так стыдно иногда, такие мелочи были. А он, чуть что: «Ну, Леш, ты даешь». Очень мудрый был человек. Старший товарищ!