Время первых

Ощутив прилив сил, Леонов вновь поднялся и с зажатой в ладони ракетницей двинулся дальше…

Подойдя ближе, он заметил Павла, сидевшего рядом с кораблем с запрокинутой головой и закрытыми глазами.

Сорвав с себя гермошлем и выронив ракетницу, Алексей рванул к другу.

Упав перед ним на колени, обнял.

– Паша, Паша! Паш, очнись! Эй, а ну не спать, Паша! – из последних сил тряс он товарища за плечи.

Тот с трудом разлепил присыпанные снежком веки. И едва шевельнул непослушными губами:

– Все, Леш.

Немного успокоившись и переведя дух, Леонов плюхнулся рядом.

– Нет не все, Павел Иванович! Давай мы сейчас с тобой речь для журналистов отработаем, – предложил он, чтобы хоть чем‑то отвлечь Беляева. – А то ты вечно перед микрофонами стоишь как дерево.

– Сам справишься, – пошептал тот. – Ты же теперь – герой.

– Да какой я… Ты участвовал в войне и был героем, когда я еще коров пас. Я только о небе мечтать начал, а ты уже врага бил. Сколько боевых вылетов сделал!

– Один…

– Что один?

– Всего один боевой вылет, Леш. Ты думал, я тогда пошутил в самолете перед прыжком? – натянуто улыбнулся Павел. – Я ведь правду сказал. Один боевой вылет, за который даже не успел нажать на гашетку.

Леонов вопросительно уставился на друга.

Тот продолжил рассказ ослабевшим голосом:

– Это наши «старики» японцев громили, а мы – «зелень» – самолеты заправляли и аэродром подметали. И вот мне, наконец, позволили совершить боевой вылет. Ну, думаю, наступила моя очередь. И я на что‑то сгодился… В тот день нас япошки атаковали – наскоро отбомбились, неприцельно побросав бомбы, и пошли обратно на базу. Мы их и догнать не успели. А на следующий день Япония капитулировала. Вот тебе и герой войны Павел Беляев.

Алексей с интересом смотрел на товарища. Потом, забыв про холод, снял перчатку и вытер снег, прилипший к его лицу.

– Ну и что! Ты на таких машинах летал, какие мне и не снились. «Ла‑11» – это же зверь, а не машина!

Развернувшись, он прислонился спиной к кораблю и почувствовал ужасную слабость во всем теле. Его тоже постепенно покидали силы.

– А я знаешь, почему в летное пошел? – тихо сказал он, глядя в тяжелое серое небо.

– Почему?

– Там стипуха была больше, чем в художественном. Сейчас писал бы свои картины и горя не знал. Так нет же… Зато теперь весь мир видел, как я на шланге болтался с раздутым как у жабы скафандром. Чуть не обделался, пока в шлюз залазил. Вот тебе и покоритель космоса Алексей Леонов. Пашка, прости меня…

– За что?

– За то, что за собой в космос потащил.

– Не‑ет. Это хорошо, что я с тобой полетел.

– Чего же хорошего?

Беляев через силу попытался улыбнуться. Заиндевевшие мышцы вокруг губ чуть натянули кожу – улыбка вышла неестественной.

– Хорошо, что ты не стал художником, – прошептал он. – А то с кем бы я полетел, а?..

Леонов обнял друга. А тот неожиданно сказал:

– Это ты прости меня, Леш.

– За что?

– Я должен был тебе рассказать об этом. Раньше… Но все как‑то не получалось…

– Да о чем?! – недоумевал Алексей.

– Разговор у меня состоялся серьезный перед полетом.

– Какой разговор? С кем?

– С Главным. С Сергеем Павловичем. Помнишь, он приходил к нам в домик накануне полета?

– Конечно помню. И что?

– Так вот… Разговаривая со мной наедине, он спросил, буду ли я готов отстрелить шлюз вместе с тобой, если ты вдруг не сумеешь вернуться. А потом еще… Подай‑ка мой НАЗ…

Алексей пододвинул упаковку НАЗа, принадлежавшего командиру.

– Открой…

Тот вжикнул «молнией», откинул крышку. И сразу увидел лежавший сбоку пистолет.

– Откуда он у тебя? – с удивлением спросил Леонов.

На всем протяжении подготовки к полету «Восхода‑2» никто и никогда не заводил речи об оружии в снаряжении космонавтов. В комплект НАЗа входили только ракетница с коробкой сигнальных патронов и пара ножей.

– Положили. По приказу Главного, – объяснил Беляев. – В общем, шансов на то, что полет завершится успешной посадкой, было не так много, как хотелось бы. И в критической ситуации на орбите – перед тем как потерять сознание от удушья – мы с тобой должны были по очереди застрелиться.

Признание командира потрясло до глубины души. Алексей знал, на что шел, и морально был готов ко всему – даже к собственной смерти там – высоко в космосе. Однако услышав подробности того, каким образом это должно было случиться, подавленно молчал…

Безусловно, Сергей Павлович Королев был гением. Являясь Главным конструктором, он обязан был предусмотреть каждую мелочь, включая самые невероятные ситуации. Вот и в данном случае он руководствовался исключительно принципом прагматизма. При таком рискованном и важнейшем эксперименте, как первый выход человека в открытый космос, могло произойти что угодно. К примеру, Леонов вполне мог лишиться сознания или умереть от резкого перепада давления. И если его нельзя было вернуть на корабль живым, то тело, естественно, пришлось бы оставить за бортом. Трезвый расчет диктовал: не погибать же двоим, если сохраняется возможность выжить и вернуться хотя бы одному.