Время подонков: хроника луганской перестройки

Ответил Бурковский, как секретарь по идеологии:

– Мне, кажется, надо поддержать ГКЧП. Этот комитет, возможно, спасет Советский Союз. Хотя, кто знает, как дальше будет развиваться ситуация… – как-то безнадежно закончил Бурковский, хотя все знали его боевитую, напористую, в некотором роде, прямолинейную натуру. А здесь – и мало сказал и что дальше делать – не сказал. Не похоже на него.

Попищенко немного помолчал, ожидая продолжения выступления Бурковского, но его не последовало, и тогда первый секретарь обратился у другим:

– Кто еще хочет оценить ситуацию?

Семерчуку показалось, что Попищенко смотрит на него и ждет его выступления, и он поднял руку, спрашивая разрешения для того, чтобы что-то сказать. Именно сказать – какого-то плана выступления у него в голове не было. Что-то конкретное для этой ситуации он не мог придумать. Но, раз поднял руку – надо было говорить.

– Конечно, ситуация неоднозначная, – осторожно начал Семерчук, – такой ситуации в нашей истории еще не встречалось. Были сложные моменты, но мы узнавали о них, когда они были разрешены. То есть, я хочу сказать, что партийное руководство само разрешало сложные ситуации. Сейчас мы не имеем распоряжений свыше, Горбачев, как говорят по телевизору, болен. ГКЧП в Москве, а мы на Украине, – неожиданно сам для себя Семерчук отделил Украину от Москвы, – давайте, как сказали ранее, подождем еще некоторое время.

Больше выступающих не нашлось, хотя между собой шепотом работники обкома продолжали обсуждать ситуацию. Попищенко предложил всем разойтись, но находиться на своих местах до особого распоряжения.

Семерчук пошел в свой кабинет. Работать не хотелось. Он включил телевизор. В кабинетах, где были телевизоры, все смотрели их. Такого раньше никогда не было. Телевизоры включались только во время работы съезда, да и то – отчетного доклада Генерального секретаря или его похорон. Сейчас все ждали команды сверху, не важно – партийного или еще какого-то – даже чрезвычайного.

Наконец, в два часа дня по телевидению выступил Кравчук. Теперь он был председателем верховной рады. Уйдя из ЦК партии, он неожиданно приобрел облик уверенного главы еще не состоявшейся, но в будущем державы. Но привычка глядеть не прямо в камеру, а в вниз, влево свидетельствует о его подлости, как человека. Но народ на эту мелочь не обращает внимание, он помнит, что Кравчук когда-то спорил с рухом, публично, по телевидению. Ползучесть гада прекрасно демонстрировал Кравчук. От политиков всегда ожидаешь какой-то подлости, только не знаешь ее масштабов. И сейчас, глядя в угол экрана, Кравчук сказал, что на Украине не будет введено военное положение, у нас есть документ о суверенитете и надо соблюдать спокойствие.

После его слов у Семерчука, собственно говоря, как и у других стало спокойнее на душе – соблюдаем спокойствие дальше. Он еще смотрел телевизор, видел, как Ельцин с кузова автомобиля, объявил путчистов вне закона. Ему сразу же на ум пришла историческая аналогия – в семнадцатом году Ленин тоже выступал, стоя на броневике и Ельцин только повторил то, что уже когда-то было.

«В ГКЧП вошли все силовые министры, они быстро раздавят Ельцина и всех, кто будет против» – подумал про себя Семерчук. Но к его удивлению, силу путчисты не применяли. Так он просидел в кабинете, ничего не делая, до семи часов вечера. Все ждал, что состоится какое-то совещание, но команды не поступило и он, увидев, что другие уходят, тоже пошел домой.

Он пошел через сквер возле обкома, где собралась большая толпа. Подойдя ближе, Семерчук увидел телекамеры – шла прямая передача событий с улицы Луганска. Он увидел, что в первом ряду, перед телекамерами Баранского, который задавал какие-то вопросы телеведущему, а так же Кирисову, Смирного и других деятелей, уже в открытую демонстрирующих свою политическую силу луганчанам. Баранский явно красовался перед камерой, задавая вопрос, как потом выяснил Семерчук начальнику внутренних дел области:

– Как посмел милиционер арестовать студента, который вышел с плакатом против ГКЧП на перекресток Оборонной и Советской? У нас что – снова вернулись сталинские времена?

На небольшом экране монитора генерал-лейтенант обещал разобраться с этим случаем и даже наказать милиционера, который задержал протестующего против ГКЧП. Видимо, такой чрезвычайный случай был единственным, то руховцы продолжали его муссировать. Вмешалась Кирисова:

– Это студент нашего пединститута. Его позиция выражает чувства, если не всех, то большинства студентов. Наши студенты хотят полной демократии! А милиция препятствует выражению демократических взглядов!

Начальник областной милиции мужественно отбивал натиск демократов. Он говорил, что возьмет этот случай под личный контроль и больше никогда над демократами не будет проявлено насилие. Баранский, картавя, повторял один и тот же вопрос: