Время предательства

– Нашла, – сказала Лакост. Она начала читать, и голос ее снова обрел четкость. – В доме Маргерит… так, секундочку… две пары перчаток. Несколько теплых варежек. Четыре зимних шарфа. И да, вот оно. Две шапочки. Одна теплая, покупная, другая домашней вязки.

Гамаш напрягся:

– Домашней вязки. Ты можешь ее описать?

Он затаил дыхание. Лакост ведь не смотрела на реальную шапочку, которая все еще оставалась в маленьком домике. Она читала записи, сделанные ее же рукой.

– Красная, – прочла она. – С изображением сосен. Внутри пришита метка с двумя буквами: ММ.

– Мари-Маргерит. Что-нибудь еще?

– О шапочке? Извините, шеф, больше ничего нет.

– А в других спальнях? У Констанс и Жозефин тоже были вязаные шапочки?

Еще одна пауза, удары по клавиатуре.

– Да, у Жозефин зеленая со снежинками. Внутри метка с буквами МЖ. На той, что в комнате Констанс, изображен олень…

– И метка с буквами МК.

– Как вы догадались?

Гамаш хохотнул. Лакост принялась описывать две другие шапочки, найденные в коридорной кладовке, на них были пришиты метки с буквами МВ и МЭ.

Найдены все.

– А почему это важно, шеф?

– Может, и не важно. Но шапочки вязала их мать. Похоже, кроме шапочек, у них от детства ничего не осталось. Единственные сувениры.

«Память о матери, – подумал Гамаш. – О том, что она заботилась о них. О том, что они не только пятерняшки, но и отдельные личности».

– Тут есть еще кое-что, patron.

– Что?

Он настолько сосредоточился на своем открытии, что не сразу уловил мрачную интонацию ее голоса. Предупреждающий звоночек перед ударом. Он стал вставать, чтобы подготовиться к худшему.

Но опоздал.

– Инспектора Бовуара отправили в очередной рейд. Вы меня застали, потому что я мониторю эту информацию. Плохо дело.

Старший инспектор Гамаш почувствовал, как щеки его покраснели, а потом кровь отхлынула от них. Воздух вокруг него как будто исчез, он словно оказался во флоатинг-камере[54]. Все чувства мгновенно отказали ему, и он повис в невесомости. А потом стал падать.

Еще мгновение – и дыхание вернулось к нему, а затем и ощущения. Он стал острее воспринимать мир. Все стало резким, громким, ярким.

– Подробности, – потребовал Гамаш.

Он взял себя в руки, собрался. Вот только правая рука по-прежнему плохо его слушалась. И тогда он крепко сжал ее в кулак.

– Информация последней минуты. Возглавляет группу сам Мартен Тесье. Участвуют всего четыре агента, судя по моим данным.

– Объект рейда?

Голос его звучал резко, властно. Оценивающе.

– Подпольная лаборатория на Южном побережье. Вероятно, в Бушервиле, судя по их маршруту.

Наступила пауза.

– Инспектор? – позвал Гамаш.

– Извините, шеф, похоже, это Броссар. Но они проехали по мосту Жака Картье.

– Мост не имеет значения, – раздраженно сказал он. – Рейд уже начался?

– Да. Им оказывают сопротивление. Идет стрельба.

Гамаш прижал телефон к уху, словно пытаясь приблизиться к месту схватки.

– Только что вызвали «скорую». Медики уже в пути. Один из полицейских ранен.

Лакост, привычная к составлению отчетов, старалась передать одну сухую информацию. И ей почти удалось.

– Полицейский ранен, – повторила она.

Те самые слова, которые она кричала снова и снова, когда упали Бовуар, а потом и шеф. На той фабрике.

«Полицейский ранен».

– Господи боже, – услышала она голос в телефоне.

Это было очень похоже на мольбу.

Краем глаза Гамаш заметил движение и повернулся. В открытой двери стояла агент Николь. Вечная ухмылка исчезла с ее губ, когда она увидела лицо старшего инспектора.

Гамаш смотрел на нее несколько мгновений, потом протянул руку и хлопнул дверью с такой силой, что на стенах затряслись фотографии.

– Шеф? – раздался в трубке голос Лакост. – Что там у вас? Что это было?

Звук напоминал пистолетный выстрел.

– Дверь хлопнула, – ответил он и повернулся к двери спиной. Сквозь щель в не до конца задернутых занавесках проникал неяркий свет, с улицы доносились резкие хлопки и смех. Он и к окну повернулся спиной, уставился в стену. – Что происходит?

– Там, похоже, творится неразбериха, – ответила Лакост. – Я пытаюсь разобраться в том, что у них проходит по связи.

Гамаш придержал язык и стал ждать, чувствуя, как растет в нем ярость. Чувствуя почти непреодолимое желание шарахнуть кулаком по стене, тем более что пальцы уже сложились в кулак и ждали, когда ими воспользуются. Молотить, молотить, молотить, пока стена не начнет кровоточить.

Но он лишь крепче взял себя в руки.

Идиоты. Отправиться в рейд без подготовки.

Шеф знал, в чем состояла цель, назначение этого рейда. Простая и садистская. Вывести из строя Бовуара и выбить из колеи Гамаша. Довести до белого каления. А то и что похуже.

«Полицейский ранен».

Он сам кричал эти слова, держа Жана Ги. Прижимал бинт к его ране, чтобы остановить кровь. Он видел боль и ужас в глазах своего инспектора. Видел кровь на рубашке Бовуара. Видел свои руки в крови.

И он переживал все заново здесь, в мирной, тихой комнате. Ощущал теплую, липкую кровь на своих руках.

– Извините, шеф, связь оборвалась.

Гамаш несколько мгновений смотрел в стену. Связь оборвалась. Что это может означать?