Время предательства

– Он сделал даже больше, как доказало ваше расследование, – подхватила Тереза. – Я видела документы, свидетельствующие о том, что он подстрекал к убийствам, даже отдавал приказы убивать. Доказательства были неопровержимыми. Но вот что так и осталось невыясненным: почему высший и явно первоклассный офицер полиции пошел на это.

– Вы правы, – согласился Гамаш. – Судя по собранным уликам, убитые молодые люди даже не были преступниками. Напротив, никакого криминального прошлого за ними не числилось.

Зачем убивать невинных людей в месте, наводненном преступниками?

– Мне нужно посетить Арно, – сказал он.

– В ЗООПе? Ни в коем случае. Они поймут, что наши поиски вывели нас на его имя. – Она внимательно посмотрела на него. – Это приказ, старший инспектор. Вы никуда не поедете. Ясно?

– Ясно. Я никуда не поеду.

Но она продолжала вглядываться в знакомое лицо, усталое и немолодое. В его глазах видна была работа мысли. Пока ее муж и эта вызывающая беспокойство девица-полицейский налаживали выход в Интернет, Арман тоже не терял времени даром. Его мозг трудился. Просеивал старые файлы, имена, события. Пытался найти связь, которую когда-то давно пропустил.

На вершине холма появился человек и помахал им.

Жиль. У него был очень довольный вид.

– Вот она.

Жиль положил руку на грубую кору дерева. Они находились в лесу над деревней. Жиль принес снегоступы для всех, и теперь Тереза, Жером, Николь и Гамаш стояли рядом с ним, утонув в снегу всего на несколько дюймов.

– Разве она не великолепна?

Все запрокинули голову, и шапочка Жерома свалилась в снег.

– Это дерево – она? – переспросила Николь.

Жиль предпочел проигнорировать сарказм в ее голосе.

– Она, – подтвердил он.

– И думать не хочется, как он пришел к такому заключению, – сказала Николь, даже не понижая голоса.

Гамаш сурово посмотрел на нее.

– У нее высота не меньше трехсот футов. Белая сосна. Старая, – продолжал Жиль. – Не один век прожила на свете. В штате Нью-Йорк есть одна, которой, как говорят, почти пятьсот лет. Три сосны, что на деревенском лугу, видели первых лоялистов, бежавших сюда во время Американской революции. А эта… – он повернулся к дереву, прикоснулся носом и бородой к крапчатой коре, и его голос звучал тихо и мягко, – была, наверное, семечком, когда сюда прибыли первые европейцы.

Лесоруб повернулся к ним – на его носу и бороде остались кусочки коры.

– Вы знаете, как аборигены называли белую сосну?

– Этель? – предположила Николь.

– Дерево мира.

– Так что мы здесь делаем? – спросила Николь.

Жиль показал наверх, и они снова подняли голову. На сей раз шапочка упала с головы Гамаша. Он поднял ее и отряхнул о ногу, сбивая мягкий снег.

Там, в двадцати футах от земли, на дереве мира находился охотничий скрадок. Предназначенный для убийства. Скрадок был хилый и сгнивший, словно само дерево наказывало его.

Но он оставался на своем месте.

– Чем вам помочь? – спросил Гамаш.

– Помогите мне поднять туда тарелку, – ответил Жиль.

Гамаш побледнел.

– Я думаю, у нас есть решение этой проблемы, – заговорил Жером. – И вы, насколько я понимаю, не собираетесь выполнять монтажные работы.

Гамаш отрицательно покачал головой.

– Тогда я предлагаю вам с Терезой отойти в сторону и не мешать, – сказал Жером.

– Изгнанные в бистро, – сказал Гамаш, и на этот раз Тереза Брюнель улыбнулась.

Глава двадцать пятая

Перед Терезой Брюнель и старшим инспектором появились кружки с горячим сидром.

Клара, сидевшая с подругой у огня, помахала им, но, поблагодарив ее за вчерашний обед, полицейские уселись в относительном уединении перед эркерным окном. На стеклах нарос иней, но деревню все еще было хорошо видно, и они в неловком молчании минуту-другую смотрели, что происходит за окном. Тереза помешала сидр коричной палочкой, пригубила.

Вкус сидра отдавал Рождеством, катанием на коньках и долгими зимними вечерами в деревне. Они с Жеромом никогда не пили сидр в Монреале, и теперь она задумалась почему.

– Все будет хорошо, Арман? – спросила она наконец.

В ее голосе не слышалось ни слабости, ни страха. Он звучал сильно и четко. И с любопытством.

Гамаш тоже помешал сидр. Поднял голову, посмотрел на нее темно-карими глазами, и она в очередной раз удивилась их необыкновенному спокойствию. И чему-то еще. Тому, что она заметила в том заполненном студенческом амфитеатре много лет назад.

Даже с расстояния она видела доброту в его глазах. Свойство, которое кое-кто ошибочно принимал за слабость.

Но в его глазах была не только доброта. У Армана Гамаша сложилась репутация снайпера. Он смотрел и ждал, терпеливо прицеливался. Он почти никогда не стрелял, ни метафорически, ни в буквальном смысле. Но если стрелял, то почти всегда попадал в цель.

Однако десять лет назад он промахнулся. Попал в Арно, а не во Франкёра.

И теперь Франкёр собрал армию и планировал какую-то страшную бойню. Вопрос состоял в том, осталась ли у старшего инспектора пуля и попадет ли он в цель на этот раз.

– Oui, Тереза, – ответил Гамаш. Он улыбнулся, и вокруг его глаз собрались морщинки. – Все будет хорошо, и все, что ни будет, будет хорошо.