Время предательства

– Я пересмотрю свои записи, – сказала Лакост, – и покопаюсь в старых документах, нет ли там хотя бы намека на то, что сестры умерли неестественной смертью.

– Хорошо. А я проверю приходские записи.

Он имел в виду записи о рождении и смерти. Старший инспектор знал: он найдет сделанную аккуратным почерком священника запись о рождении пятерняшек. Но вот сколько там будет записей о смерти?

Старший инспектор Гамаш приехал прямо в криминалистическую лабораторию Квебекской полиции, оставил там шапочку и распорядился, чтобы к концу дня ему представили данные экспертизы.

– К концу дня? – переспросил эксперт.

Но старшего инспектора уже и след простыл.

Гамаш поднялся в свой отдел и успел к самому началу летучки. Ее проводила инспектор Лакост, но присутствовать соизволили лишь несколько агентов. Когда вошел старший инспектор, Лакост встала. Агенты поначалу остались сидеть. Но, увидев его суровое лицо, тоже поднялись.

– Где остальные? – резко спросил Гамаш.

– На заданиях, – ответил один из агентов. – Сэр.

– Я спрашиваю у инспектора Лакост. – Он повернулся к ней.

– Им было сообщено о летучке, но они не явились.

– Мне нужны их имена, – сказал Гамаш и уже собрался уходить, но вдруг остановился и обвел взглядом застывших агентов.

Несколько секунд он смотрел на них, потом как будто обмяк.

– Идите по домам, – наконец сказал он.

Этого они не ожидали – на их лицах проступили удивление и неуверенность. Лакост тоже была поражена, но постаралась не показать этого.

– По домам? – переспросил один из агентов.

– Уходите, – приказал старший инспектор. – Делайте что хотите, только чтобы вас здесь не было.

Агенты переглянулись, ухмыляясь.

Он повернулся к ним спиной и пошел к двери.

– А наши дела?

Гамаш остановился. Вопрос был задан молодым агентом, которому он пытался помочь несколько дней назад.

– Ваши дела продвинутся хоть немного, если вы останетесь?

Вопрос был риторический.

Он знал: эти агенты, торжествуя, разнесут по всему управлению новость о том, что со старшим инспектором Гамашем покончено. Что он сдался.

И сейчас оказал им очень большую услугу, подтвердив это. Фактически остановив работу отдела.

– Считайте это рождественским подарком.

Они даже не пытались скрыть радость. Заговор удался. Они поставили великого старшего инспектора Гамаша на колени.

– Идите по домам, – повторил он усталым голосом. – Я тоже скоро ухожу.

Он вышел из отдела с прямой спиной, высоко подняв голову. Но шел медленно. Раненый лев, который хочет прожить еще один день.

– Шеф? – услышал он за спиной голос инспектора Лакост.

– В мой кабинет, пожалуйста.

Они вошли в его кабинет, Гамаш закрыл дверь и жестом пригласил ее сесть.

– Есть что-нибудь новое по делу Уэлле? – спросил он.

– Я еще раз поговорила с соседкой, хотела узнать, бывали ли у сестер гости. Она сказала мне то же, что и первым следователям. Никто к ним не приходил.

– Кроме нее самой, насколько я помню.

– Один раз она к ним заходила, – подтвердила Лакост. – Выпить лимонаду.

– Ей не казалось странным, что ее никогда не приглашали внутрь?

– Нет. Она сказала, что по прошествии нескольких лет привыкаешь ко всяким чудачествам. Некоторые соседи чересчур любопытные, некоторые любят вечеринки, некоторые ведут спокойную жизнь. Район старый, люди живут там десятилетиями, и сестры прожили там много лет. Ни у кого это не вызывало вопросов.

Гамаш кивнул и немного помолчал, играя с авторучкой.

– Ты должна знать, что я подаю в отставку.

– В отставку? Вы уверены?

Лакост вгляделась в его лицо, прислушалась к интонациям голоса. Неужели он серьезно?

– Я напишу прошение об отставке и подам его сегодня вечером или завтра. Оно вступит в силу немедленно по подаче. – Он выпрямился на стуле и несколько мгновений разглядывал свои руки, заметив, что дрожь исчезла. – Ты долго проработала со мной, инспектор.

– Да, сэр. Насколько я помню, вы нашли меня на мусорной свалке.

– Ты пробивалась тем, что найдешь в мусорных бачках. – Он улыбнулся.

Эти слова были не очень далеки от истины. Старший инспектор Гамаш взял ее к себе из отдела тяжких преступлений в тот день, когда она собиралась увольняться. Не потому, что не умела работать. Не потому, что напортачила. А потому, что она была другая. Коллеги застали ее на месте особо жестокого преступления, совершенного против ребенка, – она стояла, склонив голову и закрыв глаза.

Изабель Лакост совершила ошибку, сказав правду, когда ее спросили, что она там делала.

Она медитировала, посылала мысли жертве, заверяла ее в том, что та не будет забыта. С этого времени другие агенты превратили жизнь Изабель Лакост в настоящий ад. Наконец ее терпение кончилось. Она поняла: ей пора уходить.

И она была права. Она только не знала, куда ей идти.