Время предательства

Старший инспектор Гамаш услышал про медитацию и захотел встретиться с молодым агентом, посмешищем для всей Квебекской полиции. Когда она пришла в кабинет своего босса с рапортом об увольнении, то навстречу ей из большого кресла поднялся совсем другой человек. Она сразу же узнала его. Видела старшего инспектора Гамаша в академии и по телевизору. Читала о нем в газетах. Один раз она оказалась с ним в кабине лифта, так близко, что ощутила запах его одеколона. Аромат был такой привлекательный, такой мощный, что она почувствовала притяжение к этому человеку и чуть не вышла вместе с ним из лифта.

Когда она явилась в кабинет своего босса, старший инспектор Гамаш поднялся из кресла и слегка поклонился. Поклонился ей. В нем было что-то старомодное. Что-то нездешнее.

Он протянул руку и представился: «Арман Гамаш».

Она пожала протянутую руку, чувствуя легкое головокружение. Она не очень понимала, что происходит.

С тех пор они были вместе.

Не в буквальном смысле, а профессионально, эмоционально. Она бы пошла за ним, куда бы он ни позвал.

А сейчас он говорил ей, что подает в отставку.

Лакост не могла сказать, что это стало для нее полной неожиданностью. Напротив, она ожидала этого уже некоторое время. С тех пор как отдел начали расформировывать, а агентов – переводить в другие службы. С тех пор как атмосфера в управлении пропиталась гнилью и горечью от происходящего в полиции разложения.

– Спасибо за все, что вы сделали для меня, – сказал Гамаш, потом встал и улыбнулся. – Я отправлю вам по электронной почте копию рапорта об отставке. Вы сможете разослать его?

– Да, сэр.

– Как только получите. Пожалуйста.

– Конечно.

Она вместе с ним дошла до дверей кабинета. Он протянул ей руку, как и при первой встрече:

– Ни одного дня не проходит, чтобы я не гордился вами, инспектор Лакост.

Рукопожатие оказалось крепким. Ни следа той усталости, которую он демонстрировал другим агентам. Ни поражения, ни покорности. Гамаш был полон решимости. Он задержал ее руку и пристально посмотрел в глаза:

– Доверяйте своим чувствам. Вы меня понимаете?

Лакост кивнула.

Он открыл дверь и вышел не оглядываясь. Медленно, но без колебаний ушел из отдела, который сам же и создал, а сегодня уничтожил.

Глава тридцатая

– Думаю, вам будет интересно посмотреть, сэр.

Тесье догнал старшего суперинтенданта Франкёра в лифте и приказал всем остальным выйти. Двери закрылись, и Тесье передал Франкёру лист бумаги.

Тот быстро просмотрел его.

– Когда это было записано?

– Час назад.

– И он всех отправил по домам? – Франкёр хотел возвратить бумагу Тесье, но передумал. Сложил и сунул в карман.

– Инспектор Лакост все еще там. Они, кажется, заняты делом Уэлле, но все остальные разошлись.

Франкёр смотрел прямо перед собой и видел собственное нечеткое отражение в обшарпанном и помятом металле двери.

– Он спекся, – сказал Тесье.

– Не будь дураком, – отрезал Франкёр. – Судя по файлам, которые ты снял с компьютера психотерапевта, Гамаш все еще думает, что мы его прослушиваем.

– Но ему никто не верит.

– Он сам верит, и правильно делает. Тебе не кажется, что он специально подсунул нам это? – Франкёр постучал по бумаге с распечаткой у себя кармане. – Хочет, чтобы мы знали о его планах подать в отставку.

Тесье задумался.

– Зачем?

Франкёр смотрел перед собой. На дверь. Он помнил ее новой, когда нержавеющая сталь сверкала и отражала не хуже зеркала. Он глубоко вздохнул, откинул назад голову, закрыл глаза.

Что затеял Гамаш? Что у него на уме?

Вроде бы надо радоваться, но что-то не давало Франкёру покоя. Они уже почти подошли к цели. А теперь вот это.

«Что ты задумал, Арман?»

Приходской священник встретил его с ключами от старой каменной церкви.

Давно прошли те дни, когда церкви не запирались. Те дни исчезли вместе с чашами для причастия, распятиями и всем остальным, что можно украсть или испортить. Церкви стали холодными и пустыми. Правда, не все, что с ними произошло, можно списать на вандалов.

Гамаш отряхнул снег с куртки, снял шапку и прошел за священником. Потрепанный шарф и тяжелое пальто скрывали римский воротничок отца Антуана. Священник спешил, вовсе не обрадованный тем, что его оторвали от ланча и теплого очага в этот снежный день.

Он был старый, сутулый. Лет восьмидесяти, как показалось Гамашу. Лицо пухлое, с синеватыми прожилками вен на носу и щеках, с усталыми глазами. Измученными в ожидании чуда от этой скудной земли. Впрочем, одно чудо на его памяти здесь все же случилось. Пятерняшки Уэлле. Но наверное, подумал Гамаш, одно чудо хуже, чем вообще никаких чудес. Господь пришел один раз. И больше не вернулся.

Отец Антуан знал, что возможно, а что пройдет мимо.

– Вам какую нужно? – спросил отец Антуан, когда они вошли в его кабинет в дальнем углу церкви.

– Начиная с тысяча девятьсот тридцатых годов, – ответил старший инспектор.

Он предварительно позвонил и переговорил с отцом Антуаном, но священник, видимо, так и не понял, что от него требуется.