Время просить прощения

Да, многое из того, что вижу и с чем сталкиваюсь, не укладывается в голове. Рушатся все теории, привычные мне, я столько себя убеждал там, что в СССР не было ничего хорошего, а тут… Культурный шок? Да нет, просто не готов я был к этому. Тут вообще многое выбивалось из привычного. Взять, к примеру, работяг, многих я уже повидал. Люди пашут как кони, без еды и продыху сутками, причем не в карты играют, а реально работают, ответственно! Привык я в своем времени видеть тут и там имитацию, причем везде. Власть имитирует, что она заботится о людях, люди имитируют, что работают. Тут все не так. Почему, почему во вроде бы отсталой стране люди такие ответственные? Запугали? Может, и запугали, да только я не вижу, чтобы кого-то пугали, а люди-то работают.

Откормить меня никак не удавалось. Я худел день за днем. Уж вроде и некуда больше, ан нет, худею, и баста. Уже перестал сам есть, хоть и дают явно больше, чем зимой, сил нет совсем. Лежу овощем, не встаю, даже сесть не могу. Боли уже нет нигде, а также нет и мыслей в голове, я тупо гляжу в потолок, и слезы катятся из глаз.

– Ну, как он? – услышал я однажды вечером тихий разговор. По голосу, вроде как отец пришел.

– Плохо дело, Паша, умирает он. Организм не тянет совсем. Ему бы питание пораньше наладить, вылез бы, а так… Слишком сильное истощение. Питание уже не помогает, да и организм отвергает ее, как поест, так рвота с кровью и потеря сознания. В общем, готовься, как бы тяжко это не было для тебя.

– Спасибо, что помогал. Хоть он оставался у меня, теперь вообще один. Завтра к Васе иду с рапортом.

– На фронт собрался? У тебя и так работенка та еще, зачем тебе на фронт?

– Да уж лучше так. Как жену потерял, каждую поездку только и думал о том, когда и меня Бог приберет, а все живой. Уже бомбили столько по дороге, под лед проваливался, но все выбираюсь как-то. Надоело, не для кого жить мне…

– Что ж, тебе виднее, отговаривать не стану, бесполезно.

– Это точно. Я все решил. Можно к нему?

– Иди, ты ведь ни разу не был.

– Да злой я на него был, а теперь понимаю, что был неправ. Не готов он был к армии, я еще, дурак, его в училище отправил!

Я лежал с закрытыми глазами, ощущая рядом человека, что был вроде как отцом моему телу, в которое я попал. Мне было жалко его, а еще себя. Ведь это они обо мне говорили, помру я скоро.

– Прости меня, Севка…

– Это ты, бать, прости меня, труса… – откликнулся я.

– Да это я ведь тогда настоял, чтобы ты в училище поступил, а ты не хотел. Тебе все с железками возиться хотелось, я не дал, решил, что в армии ты будешь на своем месте. Ты не солдат, вот так и получилось, не надо было тебя туда посылать. Глядишь, работал бы сейчас на Кировском и был бы в порядке. Армия не твое, дурак я был.

– Плевать, – я говорил даже, не открывая глаз, а сам чувствовал, как убывают последние силы. Становилось как-то легче, что ли? – Я сны видел, отец, и все они сбывались позже. Город долго будет в блокаде, сил у нас пока мало, через полгодика начнем давить помаленьку. Будь осторожен, бать, не лезь на рожон, войне еще не скоро конец, всем хватит. Останься живым, помни нас. Прощай…

Я провалился в темноту, наступило страшное чувство падения, бесконечного падения куда-то во тьму. Боли не было, только страх. Сколько это продолжалось, не знаю, но все же я вновь осознал себя. Открыв глаза, увидел привычную палату, только в этот раз надо мной были кучи разных трубок и проводов. Первая же мысль: «Неужели? Неужели я дома?! Как же хорошо вновь оказаться здесь, в своем времени, где нет войны и голода…»

– Черт побери, как же я хочу есть! – воскликнул я вслух и попытался сесть.

Сил не было, для меня, пролежавшего несколько месяцев в госпитале в Ленинграде сорок второго года, это было уже привычно. Осмотрелся… О, вот и кнопка вызова медсестры.

– Да ладно?! – воскликнула удивленно девушка, прибежавшая уже через несколько секунд в палату.

– Ага, – кивнул я в ответ и попытался улыбнуться. Радость переполняла меня.

– Живой… Болит что-нибудь?

Мне трогали лоб, заглядывали в глаза, оттягивая веко и попросили высунуть язык.

– Живой, есть хочется сильно… – промямлил я.

– Э, тебе еще не скоро разрешат. Вот твоя еда… – Девушка указала на трубки и бутылочки, идущие к моим венам.

– А зачем они? – задал я дурацкий вопрос.

– Как, зачем? – даже удивилась сестра. – Ты же сам не ел столько времени, вот и поддерживали…

– А сколько это? – вопросительно изогнув бровь, осторожно спросил я.

– Тебе нельзя волноваться, врач придет утром, сейчас уже поздно…

– Да нормально все. Там, – я двусмысленно указал в потолок, – я был несколько месяцев, а сколько меня тут не было?

Конечно, я был готов ко всему.

– Почти полгода, – робко произнесла девушка и не отводила от меня взгляд. – А где это, там?

Ага, интересно? А мне вот не очень.

– Лучше вам не знать, девушка, а то, боюсь, переведут меня от вас туда, где не будет такой милой медсестры.