Время просить прощения

После долгой, утомительной дороги, в которой никому не давали передохнуть, а только стреляли, как в паршивых собак, в тех, кто устал, изнемогал от ран или просто оступился, запнувшись за кочку, мы прибыли, наконец, в уже знакомый мне сборный пункт. Да, все, как и в тот раз. Колючка, вышки, собаки. Вновь, как и тогда, я перемотал портянки, усевшись на землю, но далее решил действовать иначе. Пока топали, я все крутил в голове мысль. А что, если попробовать использовать мое неплохое умение заводить людей. Заводить – в смысле агитировать. Немцы пока на нас и не глядят, только часовые на вышках, но что они смогут услышать оттуда. Я медленно встал, хромая, поперся в центр лагеря, туда, где находилось более всего военнопленных. Решил не откладывать. Зачем ждать? Нужно пробовать.

– Товарищи, – я поперхнулся, в горле комок, сухость, но ничего, как-нибудь, – все мы устали, и многие из нас ранены. С нами случилось самое худшее, что могло, мы во вражеском плену… – Понемногу ко мне стали поворачиваться лица. – Да-да, кто-то наверняка думает, что не все так плохо, но я уже был в плену и в окружении, поверьте, худшее впереди.

– Что еще может случиться, мы и так в дерьме! – выкрикнул кто-то.

Вот черт, довольно громко крикнул, как бы немцы не зашевелились.

– Что может быть хуже? Я отвечу. Нет, – слышу, как кто-то бросает зло в мою сторону, называя политруком, – я простой красноармеец, не агитатор и не комиссар. Так вот, ребята. Мы с вами все умрем, но страшно не это. Посмотрите вокруг, – я обвел взглядом поляну лагеря, – видите, сколько нас тут? На это же количество убавилось защитников нашей с вами Родины. Кто-то относился к нашему строю хорошо, кто-то хуже, неважно, правители приходят и уходят, а народ, мы с вами, будем всегда. Враг, самый опасный враг за всю долгую историю нашей страны, пришел нас уничтожить. Пройдя по нашим трупам без всякого сопротивления, эти нелюди придут в наши города, села и деревни. Они уничтожат наших детей и стариков, будут насиловать наших жен и сестер. Да, именно так и будет. Кто им помешает это делать, когда мы с вами будем гнить на этом поле? Кто защитит наши семьи? Другие бойцы? У них тоже есть семьи, и они будут защищать их. Так кто?

Я ожидал всякого. Крика, возмущений, обвинений в подстрекательстве, но не этого. Тишина. Мертвая тишина стояла во всем лагере. Все без исключения бойцы, понурив головы, стояли и молчали, но, как мне кажется, я даже видел, как внутри каждого напряглась пружина.

Краем глаза я обнаружил, что солдат на вышке, которую мне хорошо видно, смотрит настороженно, внимательно. Ясно, немцы заинтересовались. А, черт с ними, последний мой крик будет наглым и жестким, но я готов!

– Так кто будет сражаться за своих баб, а? Вы, куча сильных мужиков, отдадите своих жен этим зверям? Вы хотите, чтобы их пользовали в свое удовольствие эти твари? Они же нелюди, они пришли к нам уничтожать, так сколько вы сможете терпеть?

Раздался одиночный выстрел. Пуля, пробив мою грудь, вышла с обратной стороны, я прямо почувствовал это. Нога предательски подломилась, я встал на одно колено, но, через силу и боль, поднял голову.

– Они хотят заткнуть меня, ибо я говорю правду, они боятся вас, хоть и стоят сейчас за забором, и у них в руках оружие. Но вас здесь столько, что можно просто затоптать этих тварей, и они ничего не успеют сделать. Вдавить в грязь, – кашель из-за простреленного легкого не давал мне говорить во всю силу, – уничтожить эту заразу прямо тут, а потом и по всей нашей многострадальной земле. Вы сможете, вы сами это знаете, вы всегда могли.

Я падал на землю, сбитый с ног второй пулей, но все же дождался своего. Сначала, нарастая, как звук приближающегося в небе самолета, возник гул. Гул превратился в рев, в рев озверевшей толпы людей. А дальше мимо меня, через меня понеслись тени. Безумная толпа русских людей (да все народы в СССР сейчас как русские) лавиной колыхнулась вперед, туда, где еще недавно был забор из колючей проволоки. Редкие выстрелы, я даже не считал, так как умирал, не испугали толпу.

Привстав на локте, я попытался разглядеть то, что происходило у меня за спиной. Слезы лились из моих глаз при виде того, что делал советский солдат. Эта толпа пленных, еще несколько минут назад обреченно глядящих в землю, смела, как крошки со стола, немецкий заслон из нескольких десятков солдат. Последним не помогли ни винтовки, ни автоматы, ни собаки. Кажется, я даже видел, как немцев рвут голыми руками, да, я добился своего. Не там, в будущем, а тут, в этом тяжелом прошлом я смог поднять людей для того, чтобы они стали бороться. Пусть все они погибнут позже, но здесь и сейчас они уничтожат врага, а потом… потом сделают все остальное и победят. Я верю в это, так как это уже было.