Время шинигами

Обычно я вызывала своих шинигами только на ежегодный сбор после Нового года. Мое сообщение наверняка вызовет у них много вопросов, но я не могла ждать до весны. Жнецы уже здесь.

– Тиё, – позвала я, открывая дверь в свою комнату, – подготовь…

Но Тиё и другие служанки уже разложили на моей кровати императорское дзюни-хитоэ. Я вздохнула и шагнула вперед, на ходу развязывая черное кимоно и сбрасывая его на пол, чтобы они могли одеть меня.

Только присутствие моих верховных шинигами могло заставить меня надеть императорское дзюни-хитоэ. Я не могла появиться перед старейшими и самыми могущественными шинигами Японии в одежде простолюдинки, потому что они были способны ясно видеть даже в полной темноте и могли осудить меня. Хотя кровь была холодна, как смерть, я все равно потела под всеми этими слоями ткани. Юбки будто были вытканы из свинца: они намертво приковывали меня к полу.

Самый верхний слой был из королевского пурпурного шелка, с узорами в виде сот и с вышитыми белыми солнцами – символами господства шинигами над светом. Рукава – такие широкие, что доставали мне до колен, – обнажали остальные слои ткани: бледно-сиреневый, королевский золотой, мшисто-зеленый и похоронно-белый. Ткань не имела швов и скреплялась лишь рисовым клеем.

Служанки нанесли мне на лицо белую пудру, а губы и щеки покрыли сафлоровым пигментом. Я запрещала им сбривать мне брови или чернить зубы, утверждая, что даже люди уже начали отходить от этих традиций. Тиё никогда не спорила со мной по этому поводу, но в такие моменты начинала пудрить мое лицо с чуть большей силой, чем нужно.

Когда я наконец была готова, то вышла в коридор и прижала ладони к стене, представляя каждую свечу в каждом коридоре и комнате дворца. Одним выдохом я погасила их все. Замок вновь погрузился в тихий мрак, став таким же, каким он был, когда принадлежал Идзанами в самом начале времен.

Это был маскарад, который мне приходилось устраивать для верховных шинигами. Я понятия не имела, хватит ли им сил, чтобы одолеть меня, если они нападут вместе, но рисковать не хотела. Для них я готова была прикинуться настоящей богиней.

В туманной темноте мои дремлющие способности шинигами ожили, приподнимая шелковую завесу ночи, и я смогла ощутить изысканные фрески и полированные половицы, несмотря на полную, почти кладбищенскую тьму. Мир клубился и дрожал, как беспокойное отражение в озере: без дела мои глаза шинигами ослабли.

– Значит, ты надела императорский дзюни-хитоэ для своих шинигами, но не для бога-собрата, – произнес голос в конце коридора.

Я вздохнула. Цукуёми подошел ближе. Будучи сыном Идзанаги, технически он был шинигами и мог видеть в темноте, даже не живя в Ёми. По мере приближения его образ становился все ярче, как будто он вышел из сна. Луны в его глазах светились белоснежным светом, заставляя сиять и его лицо.

– Тебе идет, – заметил он так, словно это был факт, а не его мнение.

– Я дам тебе его примерить, когда закончу, раз уж он так тебе понравился, – сказала я, сдерживая рвущийся изо рта поток грубостей.

Его глаза расширились, луны внутри них стали больше, как будто устремились вперед, навстречу Земле.

– Я не это имел в виду. Я лишь хотел…

– Да знаю, – я махнула рукой, обрывая его. – Почему ты еще не отправился домой? Я же сказала, что мне нужно подготовиться.

– Мне дали задание защищать тебя, пока угроза не будет устранена, – напомнил он. – Жнецы все еще на свободе. Может, ты и убила двоих, но на подходе другие.

Я закрыла глаза. От раздражения мне становилось еще жарче в этой одежде, а я не могла позволить себе приветствовать всех моих шинигами потной. Они почувствуют это, как акулы чуют запах крови в океане.

– Ваше Величество, – позвала Тиё.

Я повернулась – мучительно медленно из-за всех этих юбок – туда, где согнулась в поклоне Тиё.

– Ваши шинигами прибыли.

– Отлично, – отозвалась я, поправляя воротник. – Покончим с этим побыстрее.

Но еще до того, как я повернулась, чтобы уйти, волоча за собой тяжеленные юбки, Тиё со вздохом достала носовой платок.

– У вас помада на зубах, а на бровях потекла пудра.

Хмурясь, я вытерла зубы носовым платком Тиё, пока та вытаскивала кисточку, чтобы подкрасить мне лицо. Цукуёми наблюдал за нами так, словно никогда в жизни не видел кисточки для макияжа. Уверена, будь у него под рукой бумага, он делал бы заметки.

– Единственная богиня, с которой они могли бы сравнить меня, была похожа на разлагающийся труп, – сказала я Тиё, возвращая ей платок. – Наверняка на контрасте мой макияж выглядит неплохо.

– Но этот «разлагающийся труп» создал Японию, – заметила Тиё, отступая назад, чтобы проверить свою работу. – Ей было дозволительно выглядеть… менее презентабельно.

– У нее были личинки в глазах.

Тиё сжала губы и что-то неразборчиво промычала в ответ – должно быть, нечто вроде: «Мне бы очень хотелось отчитать тебя, как ты того заслуживаешь, но я не могу этого сделать, потому что ты меня за это прикончишь».

В конце концов она просто поклонилась и повела меня по коридору. Цукуёми поспешил за мной.

– Тебя не приглашали, – сказала я.