Время шинигами

Заставить людей выдать свои секреты можно либо быстро, либо чисто, но некоторые способы сочетают в себе и то и другое одновременно. Вероятно, у Рэн помоложе хватило бы духу выпытать у императрицы ответ силой, но мой путь уже был выложен трупами, и мне совершенно не хотелось возвращаться к Нивену с ног до головы облитой человеческой кровью. Я надеялась, что страх заставит эту женщину сотрудничать добровольно.

– Я знаю, что ты там, – сказала императрица, оборачиваясь.

У меня перехватило дыхание. Ее лицо напоминало лик Аматэрасу – ошеломляюще гладкое, невинное, сияющее, как солнечные лучи на зимнем пейзаже. Она смотрела на меня так, будто была непобедима и знала, что время словно замирает вокруг нее, а края мира размываются, и я не могла сосредоточиться ни на чем, кроме ее суровых карих глаз. Нетрудно понять, почему император захотел на ней жениться.

– Если тебе нужны деньги, назови свою цену, и я выпишу чек, – предложила она, наклоняясь к прикроватной тумбочке и вытаскивая чековую книжку. – Возможно, мой муж даже заплатит тебе, если ты расскажешь, как проникла сюда. Он всегда печется об улучшении защиты.

– Мне не нужны деньги, – произнесла я. – А ты ужасно спокойна.

«Слишком спокойна», – подумала я. Люди демонстрировали подобное спокойствие перед лицом опасности только в том случае, если не верили, что ей подвергаются.

Императрица закатила глаза.

– Я всего лишь императрица-консорт. Мой муж сохранит трон, даже если я умру, так что мое убийство практически бесполезно.

Она прищурилась, рассматривая меня: черные одежды, ставшие тошнотворно бордовыми от пропитавшей их крови, грязные белые носки, спутанные волосы.

– Конечно, ты могла прийти, чтобы убить меня из чистого интереса, – предположила она. – Не все ведь убивают по какой-то причине.

Я поморщилась. Я – богиня, а она приняла меня за серийного убийцу.

– Или, может быть, ты здесь, чтобы похитить меня ради политического давления? Русские хотят Ляодунский полуостров?

– Я – японка, а не русская, – ответила я, стиснув зубы.

– Ох, прости, – произнесла императрица, хотя по ее виду нельзя было сказать, что ей жаль. – У тебя акцент. В любом случае с сожалением должна сообщить, что от меня большого толку не будет. Деньги для этой семьи не проблема, но на политические уступки ради меня они точно не пойдут.

– Мне ничего из этого не нужно, – возразила я. – Я хочу Кусанаги-но Цуруги.

Императрица моргнула, склонив голову.

– Зачем тебе это старье?

«Это старье – все, что отделяет твою страну от колонизации», – подумала я. Но втягивать в это дело людей не было смысла.

– Причина неважна, – продолжила я, – важно лишь, что он мне нужен.

Императрица посмотрела на меня долгим взглядом, словно могла прочесть мою историю по лицу. Наконец она отвернулась, снова потянувшись за гребнем.

Но вместо этого ее рука скользнула мимо гребня и залезла под подушку. Прежде чем я успела сказать хоть слово, она резко развернулась и бросила мне в лицо три вращающихся сюрикена.

Лезвия засвистели, рассекая воздух, словно три опустившиеся с неба колючие серебряные звезды. Когда они пронеслись по комнате, я пригнулась, не горя желанием выдергивать их из глаз, несмотря на то что они и не причинили бы мне вреда. Два сюрикена вонзились в стену позади меня, один отскочил назад. Человеческое оружие двигалось слишком медленно, чтобы представлять для жнеца угрозу, поэтому я довольно легко поймала сюрикен в воздухе, схватив его по бокам. Я осмотрела четыре изогнутых лезвия – все смертельно острые.

– Очень мило, – заметила я, бросая сюрикен ей на кровать так, чтобы он вонзился в подушку, – но это не то, о чем я просила.

Императрица, против моего ожидания, не рассердилась, ее глаза сверкнули, а на губах расплылась жадная улыбка.

– Где ты тренировалась? – спросила она, подползая на своем растянутом футоне прямо ко мне. – Я никогда такого не видела.

– Я здесь не для того, чтобы рассказывать историю своей жизни.

Императрица нахмурилась, скрестив руки на груди.

– Единственная причина, почему ты еще здесь и моя стража не уволокла тебя, заключается в том, что я нахожу тебя интересной, но это может измениться в любой момент.

Я подняла брови.

– Считаешь, я не сумею справиться с твоей стражей?

– Думаю, ты знаешь, что только я могу сказать тебе, где хранится Кусанаги-но Цуруги, но я сделаю это только в том случае, если захочу проявить великодушие.

– Я умею развязывать языки, – пригрозила я, крепче сжимая катану.

Императрица отмахнулась от моих слов:

– Тогда почему ты просто не убила всех моих стражников и не ворвалась сюда, угрожая мне, а просто затаилась в углу и попросила? Ты не хочешь причинять мне боль.

Я с трудом сохраняла невозмутимое выражение лица. Не то чтобы я хотела причинять ей боль – по большей части из-за политических последствий, – но было бы лучше, если бы императрица думала, что жалость мне неведома.

– Это может измениться в любой момент, – повторила я ее слова.

Она рассмеялась.

– Знаешь, обычно со мной говорят так, будто боятся, что мне нравится обезглавливать людей.

– А тебе не нравится?